Дмитрий Тарабанов: Ступеньки

А теперь Кир, Философ, сам искал с ним встречи, чтобы "поговорить о реальности", о которой ему полагалось говорить по долгу службы. Судя по дрожи в голосе, делать это ему предстояло впервые.

Парк дышал свежестью и изобиловал красками. В тени развесистых ив на резной скамейке обнималась пара молодоженов. Проходя мимо них, Ник почувствовал укол безобидной зависти: с тех пор, как в доме появилась Рита, они с женой стали гораздо меньше времени уделять друг другу. Ник был Археологом, когда влюбился в Анну на раскопках Долины Древностей. Тогда они выкопали замечательную вазу династии Мин, - так значилось на этикетке, приклеенной к днищу сосуда. До последнего момента она стояла на столике в их спальне.

Над мангалами толпились друзья, шумели и шутили, деля барбекю. Ароматный дым жареных мяса и овощей пощипывал ноздри. На холме большая семья устроила пикник. Трое сыновей в такт музыке из радиолы двигали челюстями, пережевывая бутерброды с вегетарианским мясом. Ник невольно поморщился, потому что не любил сою и продукты, ее содержащие. Неподалеку, в искусственном озере, выгнав белых лебедей на обочину, плескалась полногрудая Дарья, дочка Романа и Екатерины. Почувствовав возбуждение и заинтересованный взгляд последней, Ник поспешил от женщины отвернуться. Он был честным и верным мужем, хоть и прощал Анне причуды с ее подружками-домохозяйками.

В результате, он чуть не прошел скамейку, где сидел Кир.

Даже мимолетного взгляда хватило бы, чтобы понять, как сильно он изменился. Его темные волосы, вечно торчавшие "ежиком", спадали теперь на плечи тяжелыми нитями, словно засаленные; скулы и бороду укрывала густая щетина, темно-синие глаза попали под защиту выпуклых, таких же густых бровей. Он словно сбежал с древнего барельефа или фрески, состоящий из выпуклостей и впадин, но не цветов и оттенков. Словно его только что выкопали из песков Долины и забыли обмахнуть кисточкой.

Обогнув скамейку, Ник осторожно присел рядом.

- Здравствуй, Кир, - сказал он.

Кир кивнул. В руках он теребил хлипкую книжку.

- Что читаешь? - поинтересовался Ник. Обложка была подрана, потому разглядеть имя автора и название не удавалось.

- Книгу из альтернативного мира, - ответил Кир.

- Так и альтернативного? - с недоверием спросил Ник. - И чем же он альтернативен? Там не стреляют в домохозяек, или природный газ не взрывается в больших количествах?

- Я слышал о твоих неприятностях. Прими мои сожаления.

- Да все путем, - отмахнулся Ник. Он подсел ближе и осторожно извлек из сцепившихся на рваном переплете пальцев книгу. - "Сту..." - Две промежуточные буквы были стерты. В восстановлении надписи помогла иллюстрация с двумя карикатурно уменьшенными в пропорциях людьми: большие круглые головы, короткие конечности, подстреляные майки и шорты. Наверняка, прихоть художника. Протест против длинноногих и большеглазых (обязательно с тремя кругленькими бликами на радужке) девочек в пачках и с косичками до пят, как в "Мореходной луне". - "Ступеньки".

Имя автора ему ничего не сказало. Ну, разве что тезка: Николай. И странная, традиционная приписка, ничего не значащая: Носов.

- И как - интересно?

Кир повернул голову и глянул на Ника так, словно тот спросил, мокрая ли в луже вода.

- Странно.

- Про любовь или про убийства? - допытывался Ник, потеряв к книге интерес.

- Про наказание, - так же коротко ответил Кир.

- Наказание за что? За излишнюю любовь или за нечестное убийство?

Кир вздохнул, недовольно так, с упреком за то, что Ник не придавал его словам важности, - и покачал головой:

- За проявление самостоятельности.

- Что же в этом плохого?

- Я сперва тоже не мог понять, что именно, потом попытался думать как взрослые из того мира - и понял.

- Взрослые? Профессия?

- Похоже. Скорее, образ жизни, стечение обстоятельств, этап существования, - Кир немножко разговорился, двигать диалог стало проще. Антоним слова дети.

Ник откинулся на спинку скамейки - та оказалась влажной от росы, и холодная, не высушенная солнцем, мокрота проступила сквозь рубашку, коснулась спины. По коже пробежали мурашки.

- Кажется, я понимаю. Я и Анна - взрослые, а Рита, наша дочь, ребенок. Потому что ребенок во множественном числе - дети...

- Нет! - Кир резко оборвал ход его мыслей. Брови его столкнулись над переносицей, губы дрогнули, будто вот-вот с них сорвется: "Никогда больше так не делай!"

Ник смолк. Фразу, которую он предугадал, он не мог нигде слышать и сам ее не произносил. Было в ней что-то болезненно-тупое, одним толчком пресекающее путь к развитию, но даже Анна не сказала бы ее человеку, который ее недавно убил... Стоит запомнить. Все сгодится для писательской мельницы, а фраза станет украшением любого сиквела.