Дмитрий Тарабанов: Виниловое небо киберпанка

Дмитрий Тарабанов

Виниловое небо киберпанка

История киберпанка в кинематографе

"Небо над портом было цвета экрана телевизора, настроенного на пустой канал".

Уильям Гибсон, Нейромантик, ст. 1.

"Мутные стекла сервис-центра неохотно отражали морщинистое, как модный плащ, небо".

Владимир Васильев, Горячий старт, ст. 1.

Сложилось мнение, что атрибутика киберпанка должна быть подчинена трем законам. Первый - действие происходит в перенаселенном городе отнюдь не безоблачного будущего. Второй - монополистические корпорации негласно установили власть над миром и поделили его. Третий - главный герой, киберпанк, плевать хотел на первый и второй законы. Он живет для себя и за себя, взламывает информационные системы, переносит в голове чужую информацию или выполняет культурную работу охотника за головами.

Фильмы в жанре киберпанк можно посчитать на пальцах: Бегущий по лезвию бритвы, Джонни Мнемоник, Нирвана, Тринадцатый этаж, Матрица и эКзистенциЯ. Что-то пропустил... Пожалуй, стоит начать считать с самого начала.

1. Ласточка в дегте

Сам термин киберпанк был придуман Брюсом Бэтке в 1983 году: его рассказ Киберпанк опубликовал в своем журнале мэтр фантастики Айзек Азимов. Спустя некоторое время, как водится, вокруг нового веяния образовалась группа подросшего поколения авторов, объединенных единым стремлением: разрушить каноны фантастики, с таким усердием построенные Джоном Кэмпбеллом, и создать что-то свое - новое, прогрессивное, концептуальное. Что, впрочем, было закономерно: в семидесятых годах той же проблемой занимались авторы "новой волны", а в девяностых - "молодые и дерзкие". Группа киберпанков, в которую в последствии вошли Уильям Гибсон, Брюс Стерлинг, Грег Бир и еще несколько малоизвестных отечественному читателю авторов, назвала себя просто: Движение. От чего авторы отодвигаются доподлинно известно. От устоявшихся штампов, схематичности персонажей, превосходства фантастического элемента над идеей - и идеи над личностными качествами героя. Не знали только они к чему двигаться...

И остался бы киберпанк сиюминутным веянием, достойным малотиражных фэнзинов (дословно, фэнских журналов), не выйди годом раньше на экраны кинотеатров Бегущий по лезвию бритвы (Bladerunner) режиссера Ридли Скотта, во многом определивший будущую судьбу жанра.

2. Лезвие бритвы Оккама

За основу фильма взята повесть Филипа К. Дика Снятся ли андроидам электрические овцы, но в реальность Бегущего перенесена не полностью: нет ни закона о необходимости иметь в доме хоть одно искусственно созданное животное, ни постоянного запугивания общественности угрозой репликантов. И атмосфера, и концепция фильма - целиком заслуга режиссера, отмеченного впоследствии премией фантастики "Хьюго".

Действие кинофильма разворачивается в Лос-Анджелесе недалекого будущего (как позже выяснится, в киберпанке все - "недалекое"). Офицер полиции Декарт (Харрисон Форд) получает задание по уничтожению группы репликантов (андроидов). Отличить человека от репликанта можно только по одной характерной особенности: последние не умеют сочувствовать. Во всем остальном они идентичны: едят, как люди, спят, как люди, ходят, бегают... Разве что сильнее, красивее и порой сообразительней своих прототипов. И, выполняя возложенное на него задание, Декарт погружается сам, - в одночасье увлекая за собой зрителя, - в мрачные глубины лос-анджелесского мегаполиса.

Город, который построил Скотт, вне всяких похвал: вдохновленный отец киберпанка Уильям Гибсон, практически без изменений перенес его атмосферу на страницы своего Нейромантика. Первый закон киберпанка блистает здесь этаким черным жемчугом: улицы погружены в вечный сумрак, разгоняемый лишь огнями фар да плавящимся неоном вывесок, даже за границей экрана ощутим запах прелости, исходящий от миллионов аутентичных особей, спокойно движущихся в своем направлении. Иногда камера поднимается вверх, выхватывая стальную паутину, сковывающую небоскребы, за которой смутно угадывается бесцветное небо.

Если в первой части вниманию зрителя предлагаются картины притонов и уличных сонмов, то во второй части Декарт обозревает город с высоты птичьего полета. Можно часами пялиться в экран и гадать, как художники создавали этот пейзаж. Угрюмые, посеребренные огнями обелиски домов (домин, домищ!) проползают под флайером неторопливо, заставляют поежиться. Людей с такой высоты не видно и город кажется необитаемым, живущим своей, железобетонной жизнью и к миру человеческому абсолютно непричастным.