Реимбай Сабиров - Шахиня искусства

Время шло, а Искендер все чах и худел. Тогда Семендер осознал, что свалившаяся на голову помощника беда — это настоящая любовь. Нужно было искать лекарство, хотя дело это, как все знают, очень нелегкое.

Однажды Семендер позвал своего помощника в гости и сказал обеспокоенно:

— Я хорошо понимаю твою боль, Искендер. Только ты не знаешь, что влюбиться в девушку из шахского дворца — все равно что быть влюбленным в луну на небе. Это-то тебе ясно?

— Да, учитель. Только не могу я перебороть сердца, — виновато сказал Искендер.

Мастер долго молчал размышляя Потом нашел какое-то решение и поднял голову.

— Если не возражаешь, Искендер, я обдумаю один выход.

…На следующий день, когда стемнело, во дворце шаха появилась закутанная в черный платок служанка довольно высокого роста. О том, как и зачем вошла она во дворец, не знали ни слуги, ни стража. Видимо, служанка была хорошо осведомлена о расположении комнат и местопребывании обитателей дворца — она уверенно вошла прямо в комнату Рухсар-бану. Девушка сидела перед зеркалом, расчесывая густые пряди волос. Обернувшись, она ласково спросила:

— Что, с поручением пришли?

Служанка, опираясь спиной о двери, сняла с головы платок и вежливо поздоровалась. Увидев мужчину, Рухсар-бану хотела закричать, но раздумала. Спокойно глядя на пришельца, она спросила:

— Что вам нужно? — И вдруг ее лицо засветилось радостью: — Или весточку от отца принесли?

— Отец ваш жив и здоров, но я принес весточку от своего сердца, — тихо сказал мужчина.

— Что за весть? — с оттенком разочарования спросила она.

— Кажется, вы не узнаете меня, бану?

Девушка взглянула на парня.

— Да, узнаю. Уж не тот ли вы Искендер-ученик, что приходил с Семендером на празднество во дворце?

— Именно он, — с достоинством ответил парень. — Я помощник зодчего и ваш пленник.

— О чем вы говорите? — удивленно сказала Рухсар-бану. — Здесь я сама пленница. Зачем вам быть пленником у пленницы? И вообще, как вы осмелились проникнуть сюда? Если вас узнают…

— Бану! Настоящая любовь не боится смерти.

Искендер опустился на колени, с немым обожанием глядя на девушку.

Рухсар-бану вдруг почувствовала, как у нее затрепетало сердце.

И влюбленные стали встречаться через день, а иногда и каждый день. Чем больше было таких встреч, тем сильнее становилась их взаимная любовь.

Прошли месяцы, протекли годы. Сооружение минарета также близилось к завершению. И чем выше поднимался минарет, тем ближе становился день исполнения страшного умысла шаха.

Однажды хорезмшах позвал к себе Мехдуны и лениво сказал:

— Мне кажется, о визирь, минарет вышел таким, каким мы желали его видеть. Завтра или послезавтра Семендер положит последний кирпич. Не забудь, о Мехдуны: такой минарет должен быть только в Хорезме. Выше, чем у Хорезма, славы быть не может. Ты понял меня?

— Властелин мира… — с робостью глядя на шаха, произнес визирь, — я, по правде сказать, не совсем понимаю.

Хорезмшах сердито уставился на визиря.

— Плохо, Мехдуны! Твой разум начинает тупеть. А ведь ум та же сабля: если все время не точить, она затупится… Не каждый мастер способен выстроить такой минарет. Это может только Семендер. И если его голова останется целой и невредимой, кто поручится, что подобный минарет не появится завтра в Хорасане или Самарканде, Кандагаре либо Герате, а?

Словно холодная молния, пронеслась в мозгу визиря догадка. Его бросило в пот, ибо Мехдуны уважал мастера Семендера как искуснейшего зодчего.

— Вот теперь я понял, солнце Хорезма… — с усилием произнес визирь.

Как известно, даже стены имеют уши: в течение нескольких дней черная весть достигла комнаты Рухсар-бану. Сдерживая гнев, она сказала себе: «Нет, подлый хорезмшах! Твое намерение не осуществится».

Когда большой город погрузился в темноту, во дворец, как и раньше, незаметно пришла «служанка». Рухсар-бану бросилась на грудь Искендеру.

— О милый… — прошептала она в отчаянии. — Вместо того чтобы веселить тебя, я должна сообщить нечто страшное.

— Что за слова говоришь, бану?..

— Над твоим любимым учителем нависла тень смерти.

— Над Семендером?! — недоверчиво спросил Искендер. — Да нет, не может быть! Ему благоволит сам шах.

— Ой, Искендер, да пойми ты: сам хорезмшах и хочет умертвить мастера. Ибо считает: он сможет выстроить такой же минарет и в другой стране.

— Да, да, Рухсар-бану… Вот я понял тебя, — произнес сразу помрачневший Искендер. — Мой долг сделать что-то для Семендера, ибо я ученик.