Герберт Уэллс - Война миров (пер. Магур)

О результатах анатомического исследования трупов марсиан (насколько только такое исследование оказалось возможным после прожорливых собак) я уже сообщал. Почти каждый видел великолепный и практически нетронутый экземпляр, сохранившийся заспиртованным в Историческом музее, точно так же как и бесчисленные снимки с него. Физиологические и анатомические детали представляют интерес только для специалистов.

Вопрос, более важный и более интересный, — это возможность нового вторжения марсиан. Мне кажется, что на эту сторону дела едва ли обращено достаточно внимания. В настоящее время планета Марс удалена от нас, но в периоде противостояния я, по крайней мере, считаю возможным повторение их попытки. Мне кажется, что можно было бы определить положение пушки, выбрасывающей цилиндры; надо зорко наблюдать за этой частью планеты и предупредить попытку нового вторжения.

Цилиндр можно уничтожить динамитом или артиллерийским огнем, прежде чем он достаточно охладится и марсиане будут в состоянии вылезти из него; можно также перестрелять их всех, как только отвинтится винт. Мне кажется, они лишились большого преимущества после неудачной первой попытки. Возможно, что они сами это поняли.

Лиссинг привел почти неопровержимые доказательства в защиту предположения, что марсианам удалось уже произвести высадку на планету Венера. Семь месяцев тому назад Венера и Марс находились на одной прямой с Солнцем; другими словами, Марс находился в противостоянии с точки зрения наблюдателя с Венеры. Вслед за тем на неосвещенной половине планеты появился странный светящийся след, и почти одновременно на фотографии диска Марса было обнаружено чуть заметное темное извилистое пятно. Нужно видеть фотографии обоих этих явлений, чтобы установить их полное сходство.

Во всяком случае, должны ли мы ожидать вторичного вторжения или нет, наш взгляд на будущность человечества, несомненно, сильно изменится благодаря всем этим событиям. Мы знаем теперь, что не можем считать нашу планету вполне безопасным убежищем для человека. Мы не можем предвидеть тех незримых врагов или друзей, которые могут прилететь к нам из бездны пространства. Может быть, вторжение марсиан не осталось без пользы для людей; оно отняло у нас ту ясную веру в будущее, которая могла бы повести к упадку, оно подарило нашей науке громадные знания, оно способствовало пропаганде идей о единстве человечества. Может быть, там, за бездной пространства, марсиане следили за участью своих пионеров, приняли к сведению урок и при переселении на Венеру поступили более осторожно. Как бы то ни было, еще в течение многих лет, наверное, будут продолжаться внимательные наблюдения за диском Марса, а огненные небесные стрелы — падающие метеориты — долго еще будут пугать людей.

Кругозор человечества вследствие вторжения марсиан сильно расширился. До падения цилиндров все были убеждены, что за крошечной поверхностью нашей сферы в глубине пространства нет жизни. Теперь мы стали более дальнозоркими. Если марсиане смогли переселиться на Венеру, то почему бы не попытаться сделать это и людям? Когда постепенное охлаждение сделает нашу Землю необитаемой (а это неизбежно), может быть, нить жизни, начавшейся здесь, перелетит и охватит своей сетью нашу сестру-планету. Сумеем ли мы это сделать?

Смутно и странно то видение, которое рисуется моему воображению: жизнь с этого зерна Солнечной системы разносится медленно по всей безжизненной неизмеримости звездного пространства. Но это пока еще только мечта. Может быть, победа над марсианами только временная. Может быть, им, а не нам, принадлежит будущее.

Я должен сознаться, что после всех пережитых ужасов и опасностей у меня осталось чувство сомнения и неуверенности. Иногда я сижу в своем кабинете и пишу при свете лампы, и вдруг мне кажется, что цветущая долина внизу вся в пламени, а дом кругом пуст и покинут. Я иду по Байфлит-род, экипажи проносятся мимо, мальчишка-мясник с тележкой, кэб с гостями, рабочий на велосипеде, дети, идущие в школу, — и вдруг все становится смутным, призрачным, и я снова крадусь с артиллеристом среди ужасной мертвой тишины. Ночью мне снится черная пыль, покрывающая траурной пеленой тихие улицы, и исковерканные трупы в ее черном саване. Они поднимаются, страшные, обглоданные собаками. Шепчут что-то, беснуются, бледнеют, расплываются искаженные подобия людей, и я просыпаюсь в холодном поту во мраке ночи.

Если я еду в Лондон и вижу оживленную толпу на Флит-стрит и Стрэнде, мне приходит в голову, что это только призраки минувшего, двигающиеся по улицам, которые я видел такими безлюдными и тихими; это лишь тени мертвого города; это последняя насмешка гальванизированного трупа над жизнью.