Герберт Уэллс - Первые люди на Луне (пер. Толстой)

Он указал на ящики и узлы на дне шара. Я с изумлением заметил, что они приподнялись почти на фут от сферической стены. Затем я увидел по тени Кавора, что он опирается более о поверхность стекла; протянув руку назад, я почувствовал, что и мое тело тоже повисло в воздухе.

Я не вскрикнул, не замахал руками, но почувствовал ужас. Какая-то неведомая сила держала и увлекала нас вверх. Легкое прикосновение руки к стеклу приводило меня в быстрое движение. Я понял, что происходит, но это не успокоило меня. Мы были отрезаны от всякого внешнего тяготения, действовало только притяжение предметов, находившихся внутри нашего шара. Вследствие этого всякая вещь, не прикрепленная к стеклу, скользила — медленно по причине незначительности наших масс, к центру нашего мирка. Этот центр находился где-то в середине шара, ближе ко мне, чем к Кавору, так как я был тяжелее.

— Мы должны вращаться, — сказал Кавор, — вращаться в воздухе вместе со всеми вещами.

Странное это ощущение — витать в пространстве: сначала жуткое, но потом, когда страх проходит, не лишенное приятности, очень покойное, — похожее на лежание на мягком пуховике. Полная отчужденность от мира и независимость! Я не ожидал ничего подобного. Я ожидал сильного толчка вначале и головокружительной быстроты полета. Вместо этого я почувствовал себя как бы бесплотным. Это походило не на путешествие, а на сновидение.

Кавор погасил свет, сказав, что у нас не очень большой запас электрической энергии и что нам надо беречь ее для чтения. В продолжение некоторого времени, — я не знаю, как долго это длилось, — мы находились в темноте. Из пустоты выплыл вопрос,

— Куда мы летим? В каком направлении? — спросил я.

— Мы летим от Земли по касательной, и так как Луна теперь близка к своей третьей четверти, то мы направимся к ней. Я открою заслонку…

Щелкнула пружина, и одно из окон на наружной оболочке шара открылось. Небо было так же черно, как и тьма внутри шара, но на нем блестело множество звезд.

Кто видел звездное небо только с Земли, тот не может представить себе, какой вид оно имеет, когда сорвана полупрозрачная вуаль земной атмосферы. Звезды, которые мы видим на Земле, — только рассыпанные по небу призраки, проникающие сквозь нашу туманную атмосферу.

Теперь же я видел настоящие звезды!

Много чудесного пришлось нам увидеть, но вид безвоздушного, усеянного звездами неба незабываем.

Маленькое оконце захлопнулось с треском, другое, соседнее, открылось и через мгновение захлопнулось также, потом третье, и, наконец, я зажмурил глаза от ослепительного блеска Луны.

Некоторое время я пристально смотрел на Кавора и на окружающие предметы, чтобы приучить мои глаза к свету, прежде чем смог взглянуть на сверкающее светило.

Четыре окна были открыты для того, чтобы притяжение Луны могло действовать на все предметы в нашем шаре. Теперь уже я не витал в пространстве, но мои ноги покоились на стеклянной оболочке, обращенной в сторону Луны. Одеяла и ящики с провизией также соскользнули к стеклянной стенке и расположились там, заслонив часть вида. Мне казалось, что я смотрю «вниз», на Луну. На Земле «вниз» значит к земной поверхности, по направлению падения тела, а «вверх» — в обратном направлении. Теперь же сила тяготения влекла нас к Луне, а Земля висела у нас над головой. Когда же все каворитные окна были закрыты, то «вниз» означало направление к центру нашего шара, а «вверх» — к его наружной стенке.

Любопытно, что, в противоположность нашему земному опыту, свет шел к нам снизу. На Земле свет падает сверху или со стороны. Здесь же он исходил из-под наших ног, и чтобы увидеть наши тени, мы должны были глядеть вверх.

Сначала я испытывал легкое головокружение, стоя на толстом стекле и глядя вниз, на Луну, через сотни тысяч миль пустого пространства; но это болезненное ощущение вскоре рассеялось. Зато — какое великолепие!

Читатель может представить себе это, если теплой летней ночью ляжет на землю и, поднимая ноги кверху, будет смотреть между них на Луну. Однако по какой-то причине, — вероятно, из-за отсутствия воздуха, — Луна казалась нам значительно ярче и больше, чем на Земле. Малейшие детали ее поверхности были отчетливо видны. И теперь, когда мы смотрели на нее не через воздух, контуры ее стали резко очерченными, без расплывчатого сияния или кольца; только звездная пыль, покрывавшая небо, обрамляла края и обозначала очертания ее неосвещенной части. Когда я стоял и смотрел на Луну между ног, то ощущение фантастичности, часто появлявшееся у меня со времени нашего старта, опять вернулось с удесятеренной силой.