Джейн Линдскольд - Королевский гамбит

Марвин Селтман, маленький, суровый, амбициозный, озабоченный сложившимся положением, согласно кивнул.

"Со смертью короля открылось много новых возможностей." сказал он, — "Разве палата лордов не собирается начать слушания по вопросу о регентстве?"

Хауэлл и Гвиннер кивнули.

— Мы спровоцировали распространение слухов в палате общин, — продолжил Селтман. — Это трудно. Наш дом всегда решительно поддерживал монархию, но мы на самом деле не хотим подрывать монархию, просто предпологаем, что регент, который является слишком близким родственником королевы Елизаветы будет не в состоянии объективно направлять ее действия.

"Хорошо, — сказал Хауэлл. — Я делал то же самое в палате лордов. Полная поддержка лоялистов Короны составит мне там хорошую службу. После специальной сессии завтра, я буду иметь лучшее представление о том, что планируется.

— Кромарти находится сегодня в королевском дворце. — добавил Падрак Довер. — Я сомневаюсь, что это просто общественный визит.

— Конечно нет, — фыркнул Хоуелл. — Центристы Кромарти, возможно, были большими подхалимами перед его Покойным Величеством, но он не входил в их круг общения.

— Герцогиня Винтон-Хенке также в королевском дворце, — сказал Дувр. — Ее муж и дети должны быть этим вечером.

"Винтон-Хенке — это очевидный кандидат в регенты" сказал Хоуелл "Если бы у Вас была возможность её обезвредить…"

"Конечно я над этим работаю." сказал Довер "Однако меня болше интересует, что вы предпринимаете относительно Джастина Зирра."

"Мы делаем всё, что в наших силах, чтобы отложить свадьбу" — впервые заговорила Джин Марроу

Она от природы была тихой женщиной, слепой от рождения. Её оптические нервы не поддавались регенеративной терапии, просто потому, что нечего было регенерировать. Причина её слепоты была под сомнением, но она считала, вслед за своими родителями, что это последствия, перенесённой её матерью, Артемизианской кори, эпидемию которой привёз Соларианский торговый корабль.

Хотя, Звёздное Королевство долго поддерживало обширные торговые связи с другими системами, воспитание Джин Марроу превратило её в отчаянную изоляционистку. Политика Короля Роджера, направленная на расширение торговли, обязательно приведёт — по её глубокому убеждению — к снижению эффективности карантинных мер, и кто — нибудь, снова пострадает от инфекции, вроде той, что уничтожила её глаза.

Прекрасная, честная, и ужасно умная, она отозвалась на осторожное зондирование Марвина Селтмана со свирепостью, которая удивила его. Только ее железное самообладание позволяло ей не выдать заговор во время одной из вспышек праведного гнева, которые, изредка, сменяли её обычное самообладание.

То, чем не знал Селтман, и от чего пришел он бы в ужас, случись ему узнать — что среди обычного оборудования, которое она носила с собой, был маленький компьютер с визуальным сканером. Это снабжало её постоянным потоком информации о присутствующих на данном собрании. Также отмечались незначительные детали того как кто и с кем общается. Все неизвестное отмечалось и регистрировалось как таковое. Обычно, анализируя эти данные, она делала выводы, превращавшие её в блестящего политического стратега

"Однако, — продолжала Марроу — задержим мы свадьбу или нет это не повлияет на положение Зирра, пока вы не выполните своего обещания дискредитировать его в глазах Елизаветы. Вам также необходимо обратить на себя её благосклонность."

Довер резко кивнул. "Я всё это знаю. Я знал Бэт ещё девочкой. Я уверен, что сумею завоевать её. Вопрос лишь в том, чтобы убрать с дороги эту помеху — Зирра"

"И тогда, " — произнес Селтман, покручивая бокал в руке, "с одним из нас в качестве регента, другим — в качестве мужа королевы, у нас будет прекрасная возможность прибрать монархию к рукам!

После встречи, Марвин Селтман и Паула Гвиннер уехали вместе. Прочие члены группы предполагали что у них роман — это заблуждение они поддерживали при помощи мелких жестов и, иногда, нескромных шуток. Настоящая причина их близости была хладнокровно политической.

"Твои акции только что принесли дивиденды", сказал Селтман, передавая Гвиннер небольшой портфель.

Она открыла его и улыбнулась, увидев содержимое. Паула Гвиннер была урожденной дворянкой, но к её титулу не прилагалось состояния. Это не имело для нее значения, когда она была маленькой, но она помнила жгучую боль стыда, который она почувствовала став подростком, когда впервые поняла, что некоторые из её сверстников смеются над потертым вечерним костюмом отца и немодным официальным одеянием её матери.