Сергей Абрамов - Однажды, вдруг, когда-нибудь…

Вот и нынче приладил Игорь над костром закопчённый котелок, медный, лужёный, куда тяжелее алюминиевых — современных Игорю, стащил с профессора плащ.

— Павел Николаевич, подъём!

Профессор скукожился на сухом лапнике, колени к подбородку подтянул, руками их обнял, глаз не открывал. Однако сказал:

— Сейчас, сейчас… Отыди от меня, изверг.

— «Я пришёл к тебе с приветом рассказать, что солнце встало…» — Игорь не врал: солнце давно поднялось над верхушками деревьев, высветило, выжелтило траву в лесу, грело. День обещал быть тёплым, а то и жарким.

— Я же сказал: сейчас… Русского языка не понимает, охломон… — плаксиво затянул Леднёв. Вдруг открыл один глаз, левый, уставил его на Игоря. — Заварку насыпал?

— Не велено было.

— То-то! — Споро сел, как ванька-встанька, пятернёй лицо утёр — умылся вроде. — Закипела?

— Кипит… — Игорь всегда с любопытством наблюдал за процессом утреннего оживления старика Леднёва, именно оживления, другого слова не подберёшь. Только-только лежал трупом, и — бах! — живой и деятельный, будто и не спал вовсе…

Леднёв чай сварил, заварки его драгоценной никто не трогал, вот он и доволен был, даже несколько разнежен.

— Куда ты так торопишься? — только и спросил.

— В Лежнёвку вашу.

— А там тебе чего?

«Чего»… Профессор называется.

— Может, Пеликан подгребёт…

— Он тебе что говорил, Игорёк?

— Говорил: до города увидимся.

— У-у, до го-о-орода… Эдак он в любой момент способен объявиться. Хоть сейчас.

— В Лежнёвке он будет, — упрямо сказал Игорь.

— Надежды юношей питают… А вот как ты мыслишь, Игорёк, не супостат ли наш Пеликан, не тать ли ночной? Вот кличку разбойничью носит…

Попробуй разбери старика: то ли он шутит, то ли всерьёз считает Пеликана разбойником.

— Вздор вы несёте, Павел Николаевич, и сами о том знаете.

— Почему вздор? — Старик поел, попил, теперь сидел, жизнью наслаждался. А когда он в таком состоянии — Игорь заметил, — то склонен праздно философствовать. — Вот, к примеру, где он бродит? Почему не с нами, коли ему в город надо?

— А может, ему ещё куда надо?

— Допустим, А зачем скрытничает? Отчего бы ему не поделиться своими планами с двумя добрыми странниками?

— С вами поделись…

— Обижаешь, Игорёк. В своей многотрудной жизни я ещё никого не выдал, не предал, на тридцать сребреников не льщусь, ныне их только на рюмку водки и достанет, а ранее, до пролетарского переворота, мне жалованья хватало.

При слове «переворот» Игорь поморщился: слабоват профессор в политграмоте, терминологию путает.

— Всё на деньги меряете?

— А идеалы нынче бесплатно дают. С одной стороны: кто был ничем, тот станет всем. А с другой: отстоим святую Русь от посягательств черни. Какой идеал тебе по душе, а, Игорёк?

Игорь усмехнулся.

— Первый, конечно.

— А папаша-то инженер, то есть буржуй. Как совместить?

— Отец мой так же думает.

— Хотя новой России инженеры понадобятся: строить-то придётся… А вот как насчёт профессоров?

— И без них не обойтись, думаю.

— Выходит, и я пригожусь государству рабочих и крестьян! Ах-ах, я роняю слезу от умиления… Значит, я тоже за первый идеал. А Пеликан?

— А что Пеликан?

— Ты, Игорёк, про его идеалы что ведаешь?

А что ведает Игорёк? Ничего не ведает. Тёмен Пеликан, аки нощь. Ни красный, ни белый, ни серо-буро-малиновый. Хитрит, темнит, но за всем его балагурством, за шуточками да ужимочками скрывается что-то серьёзное — это ясно. Конечно, можно спросить напрямую: за кого ты? Ну, спросил однажды… А в ответ получил; «За маму с папой». Игорь не очень перед Пеликаном раскрывается. Не мальчик, о правилах конспирации наслышан. Тем более легенда однозначна: сын интеллигентных, хотя и небогатых родителей, целый год жил у родственников в Ростове, идёт в Москву своим ходом, потому что поезда теперь вещь ненадёжная, пешком быстрее и проще, да и землю посмотреть хочется. А то что в Москве видал? Дом да гимназию… По такой легенде ни красным, ни белым быть не стоит: биография не позволяет. Но вот сочувствовать… А кому? Ну, тут Игорь чувств не скрывает.

Кстати, легенды у них со стариком похожи. Тот тоже в Москву топает — аж из Царицына, теперешнего Волгограда. Застрял там у родственников покойной жены, а у них самих семеро по лавкам. Лишний рот в тягость. Вот и пошёл профессор истории своими глазами историю поглядеть.

Конечно, не легенда это, в отличие от Игоревой, а правда. Старику Леднёву скрывать нечего. Хотя… Убеждений его, по-ледневски идеалов, Игорь не ведает. Так и ответил: