Андрей Анисимов - Доступ к телу

– Вы бы шли отдыхать, Александр Ильич. Я пригляжу за ними сам. Чего тут вдвоем сидеть?

– Нет, Витя, я хочу лично отследить первые шаги шимпанзе после удаления гена «h».

– Ничего интересного не увидите. Изменения проявятся при их кормлении. Фоня, как и раньше, начнет отбирать еду у самки.

– Этого, дружок, никто не знает. Запомни, все, что мы делаем на этом проекте, происходит впервые. Начнешь самостоятельно работать, когда-нибудь, через много лет, вспомнишь это время. Ты же будешь жить в обществе, где ген «h» станет нормой. Воровство и другие проявления антиобщественного поведения канут в лету. И ты сможешь гордиться своим участием в преобразовании человечества.

– Звучит прикольно, но верится с трудом.

– И это говоришь ты? Мой помощник!

– Александр Ильич, вы очень хороший человек и великий ученый…

Профессор поморщился:

– Витя, ты же знаешь, я ненавижу пафоса вообще, а применительно к своей персоне, особенно.

– Вы меня не поняли. Я это к тому, что вы живете как бы в розовых очках. Возможно, проведя опыты над типами вроде Лыкарина, вы несколько тысяч бандитов измените. Но в любом человеке сидит потенциальный ворюга. Даже во мне.

– В тебе?

– Да, и во мне. Знаете, сколько раз мне приходило в голову забраться в апартаменты уголовников и отщипнуть толику от пачки долларов или рублей? Я даже где-то позавидовал нашим аспирантам. Не сразу. Сразу я, как и все, ужаснулся. А потом, лежа на кроватке, перед тем, как заснуть, представлял Вадика и Колю богачами и ставил себя на их место – воображал, как покупаю дорогие тачки, снимаю классных девочек, одеваюсь в лучших магазинах.

– Витя, соблазн всегда присутствует в человеческом мозгу. Но именно ген «h» не дает нам переступить черту. В этом все и дело. А мечтать, как ты сам любишь говорить, невредно. Погоди, кажется, Фоня зашевелился.

Лаборант посмотрел на обезьян. Самец начал проявлять признаки жизни – почесал задней лапой за ухом, перевернулся на спину, потом потрогал Нору. Она потянулась и зевнула. Внезапно Фоня вскочил, схватил Нору за загривок, подмял под себя. Намерения самца не вызывали сомнений – он желал близости. Нора вывернулась и укусила его за лапу. Фоня отскочил и оскалился. Нора, издавая злобное ворчание, оскалилась в ответ. Через мгновенье Фоня прыгнул вперед. Все, что произошло дальше, никак не походило на любовные игры. Фоня пытался загрызть Нору. У нее из шеи брызнула кровь.

Шаньков опомнился первым. Он бросился в соседнюю комнату, откуда вела дверь в вольер. Выбежал к обезьянам, набросил на них байковое одеяло и навалился всем телом. Александр Ильич поспешил на помощь лаборанту, прихватив шприц с наркозом. Виктор с трудом сдерживал животных, продолжая наваливаться на них. Но Фоня и под одеялом не прекращал грызть подругу. Она истошно орала и пыталась защищаться. Взаимная ненависть приматов спасала лаборанта. Задумай они вырваться, его сил бы не хватило. А как поведут себя разъяренные звери, предсказать невозможно. Александр Ильич со своим уколом подоспел вовремя. Обезьяны сперва умерили ярость, а потом затихли. Но и после действия наркоза растащить их оказалось нелегко. «Супруги» вцепились друг в друга. Лужа крови под ними свидетельствовала о смертельном характере схватки. Еще до активизации гена Фоня часто проявлял агрессивность, но его атаки проистекали от желания показать, кто в «семье» хозяин, а не покончить с самкой. Растащив обезьян, ученый с помощником еще минут двадцать обрабатывали им раны, после чего заперли их по отдельным клеткам и удалились в кабинет профессора. Обоим требовалось отдышаться.

– А ты еще пытался отправить меня домой, – напомнил Александр Ильич.

– Откуда мне знать, что Фоня сбесится. И с чего это он?

– Самец пожелал получить самку, а она ему отказала. Вот и вся причина. Отсутствие гена проявилось, как только он пришел в себя.

– Пока ген не восстановится, придется их держать раздельно.

– Похоже, вы правы.

– Не сомневаюсь. Вот теперь, Витя, я, пожалуй, пойду.

Проводив патрона, Шаньков отмыл пол от крови обезьян, проверил замки на клетках и тоже покинул лабораторию. Но в отличие от профессора, шагавшего домой, лаборанту предстояло дежурить в аппаратной. Он шел по улице и смотрел по сторонам, как узник, выпущенный на свободу. На Москву надвигалось лето, и тополя забросали асфальт въедливым пухом своего любовного экстаза. Эти удивительные деревья брали город осадой, пропихивая семя жизни в любую щель, способную дать приют их будущему потомству. Они, как и одуванчики, побеждали в бою с камнем, гудроном и железом единственным оружием – страстью любви. От весеннего буйства, пропитавшего московский воздух, Виктор вспомнил о своем обещании пригласить любимую девушку на пляж, и тяжело вздохнул. Как было бы клево положить голову на ее обнаженный животик и млеть в лучах солнца. Не в каменном мешке города, а где-нибудь на песках Речного вокзала или Нескучного сада. Но, увы, долг лишал его мгновений блаженства. А в неполных восемнадцать так трудно противиться зову естества. Вот и парадное. Шаньков извлек из бумажника магнитную карту, ткнул ею в отверстие электронного замка и шагнул в подъезд.