Андрей Анисимов - Доступ к телу

– Табачок переносите?

Лыкарин достал из кармана пачку Мальборо:

– Дыми, мы тоже трохи потравимся. – После общества хохлушек их словечки липли как семечки.

Владелец «Волги» смачно затянулся, выпустив струйку дыма в открытое окно:

– Местные?

Лыкарин сначала закурил, потом ответил:

– По-всякому. А ты?

– Три года тут. Сам из Минска, женился на московской. Брат там бомбит, я здесь.

– И где лучше?

– У Батьки спокойнее.

– Чем же?

– Да всем. Он нас в артели согнал. Если что – больничный. Опять же стаж идет, а ему налоги в казну.

– Зато тут без налогов – что заработал, все твое.

– Все мое? Ментам у вокзалов отстегни, бандитам на стоянках отстегни – покруче налога получится. А главное, в Минске брат человеком себя чувствует – на державу работает, а я вор. Вот в чем разница.

– Иди в артель – есть же и в Москве кооперативы?

– С моей машиной не возьмут. Им новенькую иномарку подавай, а купить на что…

За Кольцевой автодорогой движение стало налаживаться. Через полтора часа свернули к поселку.

– Поняли, почему я за штуку не хотел ехать? Полдня можно потерять, мы еще легко отделались.

В начале улицы, у магазинчика «Двадцать четыре часа» пассажиры велели остановиться. Перед тем, как выйти, Лыкарин выложил частнику две тысячи и тихо сказал:

– Не дождешься, достанем.

– Я не без совести.

Трое джентльменов решили отыскать нужный дом пешим ходом. По мнению Лыкарина, машина могла испугать аспирантов, если они действительно здесь. Друзья с ним согласились. Перед тем как войти в калитку, постояли у забора, послушали. Дом таился в глубине запущенного сада и признаков жизни не подавал. «Сыщики» один за другим просочились в калитку. Лыкарин поднялся на крыльцо. Косых и Водиняпин остались сторожить окна. Лыкарин тронул дверь, она подалась, и он вошел. Осторожно ступая между коробками, добрался до кухни. Порожняя бутылка вина и остатки закусок выдавали присутствие жильцов. Потрогал рукой чайник. Он сохранял тепло. Деревянная лестница вела на второй этаж. Поднялся, стараясь не скрипеть ступенями. Двигался бесшумно – профессиональный опыт, накопленный за годы воровской жизни, пригодился. Ухмыльнувшись, подумал: «Мастерство не пропьешь».

Небольшой коридор, две двери. Одна приоткрыта. Постоял, услышал легкое сопение. Кто-то спал на тахте, натянув простыню на голову. Лыкарин подошел и простыню сдернул. Никто не знает предела возможностей ушных перепонок человека. Лыкарин не был уверен, что его уши выдержат. Жуткий женский визг принадлежал одной из близняшек.

Он поспешил вернуть простыню на место:

– Не верещи, дура. Тебя никто не режет. Ты Роза или Оксана?

– Оксана я.

Девушка замоталась в простыню до подбородка и прижалась спиной к стене. Лыкарин спросил:

– Где клиенты?

– Днем тиканули.

– Роза где?

– Тут за стенкой. Мы трошки прилегли и сморились. А ты Федя? Дывлюсь, личность знакомая…

– Они вернутся?

– Кто?

– Клиенты.

– Гутарили, с концами. Вот ключ до мене сховали.

Из соседней спаленки появилась вторая близняшка, так же завернутая в простыню. Вошла, присела рядом с сестрой.

– Вы до нас?

– Он наших клиентов домогается, – пояснила Оксана.

– Ладно, девочки, одевайтесь и спускайтесь вниз.

– По что? Робить, так зачем одеваться?

– Робить не будем. Погутарим трохи. Захотите с нами, в город – отвезем, захотите – останетесь.

Джентльмены провели допрос в кухне. Поведение клиентов и самих проституток удивило. По словам близняшек, парни все время между собой о чем-то спорили. От интима отказались, но за визит заплатили и вскоре дачу покинули. Машиной не пользовались, пешком потопали на станцию ждать электричку. При себе имели два чем-то набитых пакета. Больше ничего хохлушки рассказать не могли.

Возвращались в Москву всей компанией. Девушек Лыкарин усадил на заднее сидение, между Водиняпиным и Косых. Тесный контакт с жрицами любви не оставил джентльменов равнодушными. Дорожная страсть обошлась путешественникам еще в пять тысяч рублей. По две девушкам за их мастерство, и одну водителю, за его такт, позволивший девам свое мастерство проявить.

Фоня и Нора, обездвиженные изрядной дозой успокоительного, перенесли вмешательство в свой обезьяний мозг внешне спокойно. Александр Ильич устроился в кресле у стекла, отделявшего ученых от владений приматов, и ждал их пробуждения. Ни лаборант, ни профессор пообедать не успели, во время процедуры о голоде забыли, а после нее вспомнили. Шаньков сбегал к «Артему» и принес десяток сосисок, а заодно и батон хлеба из булочной. При новом капиталистическом режиме в Москве научились продавать батоны уже нарезанными, что сильно облегчало проблему питания сотрудникам института. Соорудив чай, лаборант покормил себя и своего патрона. Трапеза происходила тут же у стекла, и специфический аромат «семьи» на аппетит ученых не влиял – стал слишком привычным. Лаборант отметил бледность профессора. Утреннее посещение Сурковой отняло у него немало нервных сил, а тут еще сложнейшая работа с лазерной установкой. Если опыт активизации гена у животных Бородин поставил на поток, то его уничтожением занимался гораздо реже. Меньше опыта, больше внимания и, как результат, больше потраченных сил. Отметив усталость патрона, Шаньков предложил: