Гарри Тертлдав - Взгляд в прошлое (фрагмент)

-- Играли с соседским Стиви,-- ответил Карл.-- К нему приехал из Денвера двоюродный брат Филлип. Ему девять лет. И он умеет подавать крученый мяч.

-- Вот и прекрасно. Идите и вымойте руки. С мылом.-- Он всегда нервничал, когда у сыновей появлялся новый приятель -- как знать, не инфицирован ли парнишка вирусом детского паралича? Сезон наибольшей опасности полиомиелита только начинался, но уже проявил себя серьезнее, чем в прошлом, 1952 году, а ведь тогда заболели шестьдесят тысяч детей.

Пит смог взять в руки "Эстонишинг" лишь после обеда, когда вытер вымытые тарелки и убрал их на место. Покончив со своей обязанностью, он надел вязаный свитер; вечера поздней весной в северной Калифорнии были гораздо прохладнее, чем в Висконсине, где он вырос. Зато зимы, слава Богу, были гораздо теплее.

Он перелистал журнал и раскрыл его на повести Гордиана. Она называлась "Реакции", и название могло означать что угодно. Когда речь идет о Гордиане, по названию никогда нельзя определить содержание вещи. Взять, например, сериал с безобидным названием "Уотергейт". Критики -- и серьезные критики -- обсуждали его книжную версию с тем же восторгом, что и "1984". Однако для Пита это был великолепный пример научной фантастики, прямой экстраполяцией мысли о том, насколько с неизбежностью затруднятся махинации на правительственном уровне, когда копировальные машины и записывающие устройства станут повседневной реальностью.

Кстати, Джо Маккарти эта вещь едва не довела до бешенства, что Питу пришлось очень по душе.

И все же ему было трудно представить, как один и тот же автор мог написать "Хьюстон, у нас проблемы" (*) -- захватывающее повествование об одном из первых полетов на Луну, едва не кончившемся трагически, и "Наступление в канун праздника Тет" (**) -- о будущей войне и трагедии гораздо большего масштаба. Если позабыть об экзотической военной технике, повесть тоже читалась с тревожной убедительностью, если читатель иногда проглядывал на четвертых страницах газет репортажи о том, как весело приходится французам, пытающимся удержаться в Индокитае.

(*) Знаменитая фраза командира экипажа "Аполло-13", вынужденного вернуться на Землю из-за технических неполадок. (Здесь и далее примечания переводчика)

(**) В канун праздника Тет -- вьетнамского Нового года -американские войска предприняли крупномасштабное наступление, которое привело к очень большим потерям с их стороны.

Но Гордиан -- черт бы его побрал! -- не ограничивался темами ближнего будущего. "Нейтронная звезда" всполошила пару лет назад всех читающих фантастику астрономов (а таких насчитывалось немало). Такой же эффект произвел и рассказ "Сверхновая", хотя самого Пита больше всего восхитила та обыденность, с какой в нем использовались вычислительные машины. (*) Такой рассказ он с радостью написал бы сам.

(*) Одноименный рассказ Ларри Нивена и рассказ Артура Кларка "Звезда".

Он мог вспомнить буквально десятки других примеров, и не только из "Эстонишинг". "Галактик" и "Странность и научная фантазия" (*) тоже часто публиковали Гордиана. После "Все вы зомби" прочие рассказы о путешествиях во времени стали безнадежно устаревшими. "Сокрушитель звезд I" и "Сокрушитель звезд II" ошеломили Пита, показавшись ему литературным эквивалентом выступления джазового пианиста, импровизирующего на заданную тему. А "Время, представляемое в виде спирали полудрагоценных камней" был и вовсе неописуемым литературным фейерверком. (**)

(*) В повести изменены названия реальных НФ журналов тех лет. Под "Astonishing", вероятно, подразумевается "Astounding Science Fiction", "Galactic" - аналог "Galaxy", а "Strangeness and Science Fantasy" и вовсе вымышленное название.

(**) Одноименные рассказы Роберта Хайнлайна (первый из упомянутых) и Сэмюэла Дилени (четвертый). [Но что имеется в виду под "Сокрушителем звезд" (Sunjammer) я так и не понял. А.Н.]

Хотя Гордиан начал публиковаться только в 1949, он написал уже больше Азимова -- и ни одной слабой вещи! Рядом с таким автором Пит ощущал себя новичком-любителем.

Устроившись поудобнее, он начал читать. И к концу третьей страницы ощутил, как у него приподнимаются волосы на голове. Такого страха он не испытывал с тех пор, как промчался на противотанковой самоходке сквозь крошащиеся обломки Третьего рейха. Но то был простой и понятный страх -- он боялся, что пацан с гранатой, старик с "панцерфаустом" или какой-нибудь прильнувший к прицелу "тигра" фанатик постараются, чтобы он никогда больше не вернулся в Штаты. Но такое...

Дисциплина дисциплиной, но в тот вечер он написал очень мало.