Николай Дашкиев - Зубы дракона. «Властелин мира»

Инженеру потребовалась таблица логарифмов. И тотчас же перед его глазами появились длиннейшие столбцы семизначных чисел. Случилось невероятное: таблицу логарифмов, невообразимое скопище цифр, Джек Петерсон мог повторить наизусть!

Последнее открытие настолько удивило и напугало инженера, что он начал сомневаться, не снится ли ему все это и в здравом ли он уме.

Классическим способом, – ущипнув самого себя за нос, – ему удалось установить с достоверностью, что о сне не может быть и речи. А ясность сознания… Джек никогда не мыслил так ясно и ярко, как сейчас!.. Память обострилась у него до невероятных пределов: он помнил буквально все, начиная с младенческого возраста. Да и не только память. Лишь теперь Джек обратил внимание, что его обоняние и слух, крайне притупившиеся в последнее время, приобрели чрезвычайную восприимчивость.

Джек чувствовал запахи вещей. В помещении пахло гнилью, старыми книгами, железом, буковым деревом, духами «Атом», серной кислотой… и сахаром.

«Почему – сахаром? – недоумевал Петерсон. – Ведь сахар не пахнет?».

Но странно знакомый и вместе с тем необычный запах бил в ноздри тонкой ощутимой струйкой. Инженер протянул руку, и его пальцы наткнулись на склянку с плотно притертой пробкой.

Да, здесь хранился сахар! Джек высыпал на ладонь несколько сверкающих кристалликов и лизнул их языком.

К знакомому с детства ощущению сладости присоединились десятки привкусов. Джек смог бы описать историю этих крупинок: сахар перевозился в джутовом мешке, невдалеке от табака и сельди, затем хранился в медном или латунном сосуде. К сахару прикасалась рука мистера Харвуда, – да, Джек явственно чувствовал этот запах!

Это выходило за пределы возможного. Петерсона бил озноб. Инженер действительно находился в состоянии, близком к помешательству, однако не сделал ни малейшей попытки освободиться от «радиошлема». Он с жадностью ринулся в исследования, заново открывая мир, казавшийся ранее испытанным я изученным полностью. Звуки… О, все пространство было наполнено звуками! Джек слышал, как где-то в углу ползет какая-то крошечная букашка; оглушительно тикали карманные часы; сквозь закрытое окно или, может быть, даже через стены откуда-то долетали неторопливые грузные шаги; в каком-то из потаенных уголков джунглей зарычал хищник. А вот, пробиваясь сквозь хаос звуков, явственно донесся характерный шум морского прибоя… Как это могло случиться? Ведь до моря отсюда не менее сорока миль?!

Можно было бы растеряться в этом хаосе звуков, если бы Петерсон не приобрел способности легко концентрировать свое внимание на одном из них. Как в настраиваемом приемнике, в его уши врывались шорохи, писки, возгласы, а он все пропускал их, желая услышать еще что-то, более интересное. А, вот оно!

Ласковый девичий голос, – странно знакомый и одновременно никогда не слышанный ранее, – произнес:

– Ну, мой милый «Властелин мира», рассказывайте!

Ей ответил Харвуд:

– Хорошо, Бетси… Но раньше я покажу вам кое-что.

Пойдемте ко мне в лабораторию.

Джек Петерсон испуганно вскочил с кресла. От его резкого движения интегратор расстроился. Ярко-зеленые линии на экране расползлись в разные стороны. Мгновенно погасло серебристо-пепельное сияние окружающих предметов. Затихли звуки. Исчезли запахи.

За окном монотонно шумел дождь. В удушливой темноте плавали густые испарения болот.

Глухо, протяжно кричал тонущий теплоход. Завывала авральная сирена. Надрывались электрические звонки. Это была страшная минута, когда и человеку хотелось закричать во весь голос…

Но ничего этого Миша Лымарь не слышал.

Утомленный предыдущими бессонными ночами, он уснул мертвым сном здорового молодого человека в тот миг, когда тело коснулось постели.

Торпеда взорвалась под его каютой, разворотила борт, выбросила прочь спящего и лишь благодаря счастливому случаю не накрыла обломком деревянной переборки.

Михаил пришел в себя уже в воде. Его руки судорожно сжимали какой-то кусок дерева, в голове звенело, во рту было полно чего-то соленого и липкого. Он попытался крикнуть, но не смог выдавить из себя ни звука. Тогда, еще не способный соображать, он, подсознательно борясь за жизнь, устроился на доске удобнее, начал грести куда-то в сторону, чтобы не угодить под корабль, и затем впал в странное полузабытье. Окончательно он опомнился лишь когда через него с плеском перекатилась волна.