Она смотрела в глаза Андрея тоскливым взглядом, словно ожидая холодных и злых слов осуждения. Ее пальцы дрожали, и эта нервная дрожь передавалась Лаптеву, заставляла мышцы напрягаться, а сердце учащенно биться.
— Не смотрите так на меня! — сказал он почти грубо. — Я не выдержу!
Девушка в первый момент не поняла, а потом глаза Андрея сказали ей все.
— Нет, нет!.. — она развела руки, чтобы освободить их, и в этот миг коснулась волосами щеки Андрея.
Не в силах сдержать порыва, он схватил девушку за плечи, поцеловал и, не оглядываясь, пошел, почти побежал.
Майя стояла, словно пораженная молнией, — сердце отплясывало бешеный танец, голова кружилась.
Девушка не знала, что с нею происходит. Если бы ее спросили: пришла ли к ней любовь? — она бы яростно запротестовала. Ей казалось, что поцелуя не было, — просто померещилось. Она не сердилась и не радовалась а только удивлялась странному безволию и тоскливому беспокойству, властно охватившим ее и не исчезавшим.
Лаптев тоже не мог прийти в себя. Все получилось очень неожиданно и оставило чувство горечи и недовольства самим собой. Он не поддержал девушку теплым словом, а повел себя как парень-ветрогон…
Андрей осуждал себя, но чувствовал: повторись встреча вновь — он вновь потеряет самообладание. Майя стала понятной и близкой ему именно в те минуты, когда начала раскрывать свою душу, сильные порывы скованного в желаниях человека.
О, если бы она не была дочерью Сатиапала и жила бы не в Индии, а в Советском Союзе! Тогда каждая встреча с ней стала бы праздником. И не только по ее вызову, а ежедневно он приходил бы к ней, не обращая внимания на время и расстояние!
Глупая фантазия!.. Нужно ехать отсюда, ехать навсегда, забыть имение раджи и златокосую девушку с бархатно-черными глазами; она промелькнула чудесным миражем и, как мираж, исчезнет.
Калинникова и Лаптева провожал сам Сатиапал. Он имел вид сердечного, гостеприимного хозяина, сожалеющего о том, "что гости уезжают преждевременно, но в глазах у него сменялась целая гамма чувств, — от оскорбления и злости до искреннего сожаления.
— Так приезжайте, приезжайте еще! Возможно, я через месяц-два продемонстрирую вам новые опыты и дам новый трепан, который мне вскоре изготовят…
Сатиапал умышленно избегал прямого обращения: говорил он для Лаптева, полностью игнорируя Калинникова. Андрею это было неприятно, и он отмалчивался, или отвечал односложно.
Когда гости сели в машину, за ворота вышла Майя, ведя на цепочке коричневого пса.
— Господин Лаптев, я хотела подарить вам Самума. Он ваш по праву.
— Благодарю, Майя! — Андрей выпрыгнул из машины в погладил собаку. — Благодарю. Позвольте забрать его немного позже. Я сейчас не смогу уделить Самуму должного внимания.
— Хорошо, Андрей Иванович! — обрадовалась девушка. — Можете забрать его когда угодно.
Имение осталось далеко позади. Андрей оглянулся. Освещенная лучами предзакатного солнца, на шоссе стояла девушка с собакой.
— Майя… — прошептал Лаптев. — Мираж, который сейчас исчезнет и развеется навсегда!
Перед поворотом он оглянулся еще раз и увидел, что к девушке подходит какой-то мужчина. Расстояние не позволяло различить черты лица, но Андрей был убежден, что это Чарли Бертон.
А поздно вечером Лаптев вспомнил о подарке рани Марии.
Он раскрыл футляр, вынул и положил на ладонь голубоватый кристалл горного хрусталя.
Неяркий свет аккумуляторной лампочки играл на блестящих гранях кристалла, причудливо переливался в его глубине.
"Кристалл самозабвенья!" вспомнилось Андрею.
Он посмотрел в глубь кристалла внимательнее. Ему показалось, что там, за голубыми гранями, возникает нечто живое.
Неуловимый плод фантазии, необъяснимая игра света! Легкое дрожание руки передавалось куску хрусталя, видение менялось, обретало прихотливые, причудливые формы.
Андрей знал, что можно загипнотизировать самого себя, если долго и пристально смотреть в полутьме на блестящий предмет. Нечто подобное он чувствовал и теперь. Тускнели и расплывались окружающие предметы, палатка тонула в глубокой мгле, голубой кристалл наполнялся чистым прозрачным сиянием, а на его фоне черной камеи — появился силуэт Майи, — рельефный, близкий и дорогой.
Андрей вздрогнул, видение исчезло.
На руке лежал обыкновенный, старательно отшлифованный кусок голубоватого горного хрусталя.
ХИЩНИК КРАДЕТСЯ
Уехал Андрей Лаптев — и в имении Сатиапала стало пусто и тихо.
Читать дальше