Николай Дашкиев: Зубы дракона. «Властелин мира»

Петерсон постоял на углу Уолл-стрита и Бродвея, собрался было свернуть влево, к Баттери-Парк, – там были удобные лавочки, – а затем передумал: холодно. На ночлег устроиться лучше в Риверсайд-Парк, хотя бы за Сто шестнадцатой Западной улицей, где-нибудь вблизи Колумбийского университета. Там есть некоторая защита от пронизывающего северо-восточного ветра.

Но в кармане не было ни цента, а до Сто шестнадцатой Западной улицы отсюда не менее пятнадцати километров. Раз в жизни, имея деньги и свободное время, можно пройтись по этому отрезку Бродвея – «Великого Белого Пути», который и впрямь ночью освещен чуть ли не ярче, чем днем. При одном воспоминании о подобном путешествии с пустым карманом мимо шикарнейших магазинов, ресторанов и кафе у Петерсона стало на сердце тоскливо и скучно.

Нет, лучше уж направиться через мост к Бруклину, и там, где-нибудь у Мертл-авеню, отыскать вентиляционную шахту метро. Врежется в ребра металлическая сетка, зато не будет досаждать холод.

Пройдя два квартала по Бродвею, Петерсон у Сити-Холл повернул вправо, к Бруклинскому мосту.

Он шел быстро, почти бежал, как бегают все жители этого города, девиз которых: «Время – деньги!»

Сейчас, в сумерках, среди разношерстного потока людей, двинувшихся из деловых кварталов Манхеттена к Бруклину. Джек Петерсон казался одним из многих, – мелким клерком или третьеразрядным техником, которого где-то ждет костлявая сердитая миссис, ветхая удобная кровать и пилюли против головной боли. И, в конце концов, эта перспектива была вовсе не такой страшной, как казалось Джеку в прошлом. Даже захотелось иметь вот такое уютное логово, – собственное, друга – хоть какого-нибудь, лишь бы он выслушал и поддержал… Друг!.. Как ему не хватало сейчас друга!

Джек попытался заговорить со своими соседями по потоку. Но все были безразличными, усталыми, молчаливыми.

И он оставил попытку рассеяться, найти у кого-нибудь поддержку. В самом деле, кто в Нью-Йорке, да и вообще в Америке, может заинтересоваться чужой судьбой?.. Тут каждый за себя, каждый против всех. А он хотел один сделать добро им всем… Но может ли интегратор, хоть и самый мощный, взбудоражить, пробудить эту серо-черную полосу людей?.. Облучишь их и раз, и второй. Им покажется, что действительно нужно быть честными, искренними, работящими… А затем они уйдут на работу, вернутся уставшими и голодными, с расстроенной дневной кутерьмой и бешеным темпом движений нервной системой… Облучать их вновь и вновь?.. Но тогда ни один мозг не выдержит перенапряжения, и чудесный интегратор станет обычным средством уничтожения… А владеющие миллиардами, – разве они согласятся на облучение?.. Пусть против нового, сверхмощного интегратора не устоят стальные каски. Будут изобретены иные средства защиты; монополисты останутся монополистами, и все пойдет по-прежнему…

Значит, нужно изолировать всех, кого привлекает война, всех, кому по вкусу порабощение человека человеком, всех, кто, не работая, живет продуктами чужого труда… Добровольно они не согласятся на это, ясно. Они начнут борьбу с новейшим оружием в руках. Ну, так отнять это оружие и…

Петерсон подумал об этом, и у него сжалось сердце: да ведь он же дословно повторил то, что предлагают коммунисты!.. Оружие против оружия! Уничтожить монополистов!..

Так какой же смысл мучиться, мечтать, существовать лишь ради создания чудесного интегратора?

Джек шел все медленнее и медленнее. Остановился, оглянулся.

Нью-Йорк, город-великан, город-хищник, возник перед ним во всей своей неповторимой красоте.

Огни… Миллионы огней… Мерцают, переливаются, изменяются в цвете. Сосредоточиваются в группы. Тянутся полосами. Все живет, пульсирует, словно город переваривает людей, попавших в его утробу.

Слева, на южном конце Манхеттена, огни вскарабкались на невероятную высоту. Это сгрудились небоскребы, которые должны каждого подплывающего к Нью-Йорку поразить, напугать, подавить своей надменностью, массивностью, бездушием. Где-то там, в порту, стоит статуя Свободы, но тусклого огонька ее факела не видно. Его надежно заслонили долларовые цитадели Уолл-стрита.

– Свобода! – прошептал Джек Петерсон.

Он взглянул вниз, через перила.

Резкий ветер сорвал с него ветхую шляпу, понес и очень далеко швырнул в грязные и холодные волны Ист-Ривера.