Татьяна Титова - Остановка

Бронеходы стояли. Томительно тянулось время. Дул ветер, и сыпался песок. Хаскинс вдруг грустно и жалобно замычал себе под нос, явно полагая, что поет. Я не мог уловить мелодию. Покосился на него. Откинувшись в водительском кресле, полуприкрыв глаза, он разнеженно стонал. Заунывная песня как нельзя больше подходила к обстоятельствам: воет ветер с песком - и воет Хаскинс. У меня сразу заболели уши. Не столько от ветра, сколько от Хаскинса.

Я сказал негромко:

- Хас-скинс! Пр-рекратить!

Он открыл глаза и удивленно посмотрел на меня. Он никак не ожидал, что мой приказ может относиться к сфере его личных интересов и поступков, касаться способов его самовыражения. Я был его командиром, а он моим подчиненным - что да, то да, но еще ни разу я не делал ему замечаний по поведению... прямо как в школе. Он понял это и обиделся. Я не мог запретить ему петь и не должен был запрещать. Оставалось теперь только постараться не допустить разлада.

- Слушай, Хаскинс, - сказал я, - а что это ты пел?

Я не ожидал, что он ответит. Но, видимо, он не сильно обиделся.

- Это наша песня, из дома... Танго. "Девушки среди роз, девушки в весеннем саду..." - пропел он.

Я расхохотался. Хаскинс тоже.

- Здорово я фальшивлю? - спросил он.

- Еще как! - смеясь, подтвердил я. - Можно подумать, что ты брал уроки музыки у котов в разгар сезона. Очень похоже.

- Нам намного легче, - вдруг сказал Хаскинс. - Я насчет местных, пояснил он. - Понимаешь, мы с тобой сейчас сидим, разговариваем, шутим. У нас есть, что вспомнить, хотя бы тот же сад... А они никогда в жизни не видели ничего, кроме песка. Песок, песок и еще раз песок. Все время. Я бы не смог так.

Мне вдруг вспомнилось море. Может быть, по контрасту. Вода, вода и еще раз вода, серая, плотная, с нависающими над ней тучами. Зимнее море, отлив, широкая полоса обнажившихся бурых ламинарий и соленый ветер, ерошащий белые перья на грудке кулика-ходулочника, разгуливающего по отмели в поисках моллюсков. Я с биноклем лежу на скале и наблюдаю. Штормит. Шум волн и песчаная отмель. Тьфу, опять песчаная... Странное дело... Может быть, мы устали. И не может быть, а точно устали. Но мы должны выполнить свою задачу, невзирая ни на какие остановки и ни на какие воспоминания.

Запищал зуммер вызова. Я включил передатчик.

- Экипаж "Б-06" на приеме.

- Вуперс, Хаскинс, как у вас, в порядке?

Хаскинс обрадованно спросил:

- Поехали, да?

- Это Баггинс, - объяснил я Хаскинсу. - Спрашивает, все ли нормально.

- Скажи ему, чтобы не лез с пустяками. Черт, я думал, поехали...

- Хаскинс говорит, чтобы ты не лез с пустяками!

- Это не пустяки, - ответил Баггинс. - Знаешь, почему стоим? Там у одной повозки осел ногу сломал, что ли. Мы им предложили разгрузиться, переложить поклажу на другие повозки, а осла бросить, так нет, не хотят. Собрались сидеть и ждать, пока осел не выздоровеет. Может, ты его посмотришь? Может, и не нога вовсе, а так что-нибудь, упрямится, ведь они, ослы, упрямые, а? Посмотрел бы ты. Посмотришь?

- Ладно, - сказал я. - Посмотрю. Поехали, Хаскинс.

Бронеход, взревев, мощно рванул с места. Через минуту мы уже тормозили у груды скопившихся повозок. Я вылез из машины и увидел Баггинса, Гатчинса и других наших, стоящих возле одной из ветхих колымаг. Я побежал к ним, проваливаясь в песке и закрывая лицо от ветра.

Песчаный осел - крупное выносливое животное, похожее скорее на кулана, чем на осла: жесткая короткая грива, мускулистое туловище с острым хребтом и мосластыми крепкими ногами, злобный характер. Ослы эти в диком состоянии теперь не встречаются. Очевидно, их далекие предки бродили по этим равнинам, тогда еще занятым лесостепью. Песок начал наступать позднее, неприспособленные особи вымирали, и неизвестно, сохранились ли бы песчаные ослы сейчас, если б в то далекое время люди не начали их приручать. До сих пор в сказаниях аборигенов упоминаются быстрые, как ветер, дикие животные, которых ловили храбрые охотники, подкрадываясь к водопоям...

Я подошел к повозке вплотную и увидел лежащего на песке осла. По пятнистому крупу пробегала дрожь, в глазах стояла тоска. Я наклонился над ним и успокаивающе похлопал по напряженной шее. Осел потянулся зубами укусить. Один из кочевников коротко крикнул, и осел замер, покорно позволив мне осмотреть его.

Передняя нога была сломана, причем безнадежно - я не был уверен, способна ли она срастись даже при наличии квалифицированной помощи... Лучше всего было бы его пристрелить. Я так и сказал Баггинсу, ощущая некоторую неловкость. Как было бы хорошо, если бы осел просто-напросто упрямился!