Артур Кларк - Свидание с Рамой [Город и звезды. Свидание с Рамой]

Хилвар едва расслышал слова, которые Олвин прошептал, когда они медленно возвращались к своему кораблю:

— Надеюсь, они добрались до дома, — сказал его друг.

— И куда же теперь? — спросил Хилвар, когда они снова очутились в космосе.

Прежде чем ответить, Олвин долго в задумчивости смотрел на экран.

— Ты что — считаешь, что нам надо возвращаться? — вопросом на вопрос ответил он.

— Это было бы только разумно. Удача нам теперь может изменить, и кто знает, какие еще сюрпризы подготовили нам другие планеты?

Это был голос рассудка и осторожности, и Олвин теперь был склонен придавать ему куда больше значения, чем несколькими днями раньше. Но слишком уж долгий путь лежал за его спиной и он всю жизнь ждал этого момента. Он не мог повернуть вспять, когда оставалось увидеть еще столь многое.

— Отныне мы будем оставаться в корабле. И нигде не станем приземляться, — сказал он. — Уж это-то будет достаточно безопасно, и говорить нечего…

На этот раз перед ними лежал двойной мир — колоссальных размеров планета со спутником, обращающимся вокруг ее. Сама планета, казалось, была двойняшкой той, второй, на которой они уже побывали, — и ее покрывала такая же ядовитая зелень. Садиться здесь не было никакого смысла.

Олвин опустил корабль поближе к поверхности спутника. Ему не потребовалось предупреждения механизма защиты, чтобы понять, что атмосферы здесь нет.

Все тени обрисовывались резко и не было никакого перехода от ночи к дню. Это был первый мир, на котором они увидели какое-то подобие ночи, потому что в том месте, где они легли на круговую орбиту, над горизонтом стояло только одно из наиболее удаленных солнц. Пейзаж был залит унылым красным светом.

Миля за милей летели они над вершинами гор, которые оставались столь же островерхими, как и в далекие времена своего рождения. Это был мир, в котором не существовали такие понятия, как эрозия и перемены, который никогда не подвергался разрушению ветрами или потоками дождевой воды.

Здесь не требовалось Хранилищ Памяти, чтобы все элементы этой первозданной планетки сохранились нетронутыми. Но если здесь не было воздуха, то, значит, не было и жизни? Или же она все же могла существовать?

— Конечно, в этой идее, с точки зрения биологии, нет ничего абсурдного, — сказал Хилвар, когда Олвин задал ему этот вопрос. — Жизнь не может возникнуть в безвоздушном пространстве, но она в состоянии развиться в формы, способные в нем выжить.

Надо думать, во Вселенной это происходило многие миллионы раз, когда обитаемые планеты теряли вдруг свою атмосферу.

— Значит, по-твоему, в вакууме могут существовать и разумные формы жизни? Но разве они сумеют обезопасить свою планету от потери воздуха?

— Сумеют, если это произойдет — я имею в виду катастрофу с атмосферой — уже после того, как они достигнут достаточно высокой стадии развития, чтобы предотвратить такое. Но если атмосфера испарится, когда они еще примитивны, им придется либо приспособиться, либо исчезнуть. После адаптации они могут достигнуть весьма высокой стадии интеллектуального развития. В сущности, это неизбежно: они станут исключительно изобретательными…

Ну, а если говорить об этой вот планете, то это аргумент чисто абстрактный, решил Олвин. Не было видно ни малейшего доказательства того, что когда-то здесь существовала жизнь — разумная или какая иная. Но в таком случае, каково же предназначение этого мирка? Вся множественная система Семи Солнц — теперь он был в этом совершенно убежден — была искусственного происхождения, и этот вот мир тоже должен быть частью великого замысла. По правде сказать, планетка могла служить и чисто украшательским целям — просто, чтобы обеспечить луну в небе своего гигантского «хозяина». Но даже в этом случае представлялось вероятным, что ей придумали бы и еще какую-нибудь функцию.

— Посмотри-ка! — воскликнул Хилвар, указывая на экран. — Вон там, справа…

Олвин изменил курс корабля, и пейзаж накренился. Освещенные красным скалы словно бы размывались скоростью. Затем изображение стабилизировалось. И они увидели, что внизу проносилось неопровержимое свидетельство чьей-то разумной деятельности.

Неопровержимое — и в то же время обманчивое. На этот раз оно явилось им в виде редкого ряда стройных колонн, каждая из которых находилась от соседней футах в сотне, а высотой была вдвое больше. Колонны уходили вдаль, перспектива гипнотически уменьшала их все сильнее и сильнее, пока, наконец, горизонт не поглощал их совершенно.