Глеб Анфилов - В конце пути (сборник)

Мы заглянули в глазки индикаторов и ясно увидели, что они были совсем синие.

— Что ж ты ее моришь голодом?!

— Режим! Все строго по часам.

Но тут прибежала Галя и заявила, что как раз в данный момент Степан злостно нарушает режим питания крыльев.

— Ты заболтался, уже полчаса как тебе пора кормить...

И летатель отправился потчевать свою машину таинственным силовым соком.

К трапезе крыльев мы допущены не были. Тем не менее мы ушли, впитав в себя еще одну крупицу степановского энтузиазма.

Следующие фазы тренировки Степана проходили для нас незаметно. Вечерами он исчезал в своем клубе и занимался под руководством тренера. Мы не замечали тогда, что вместе с ним пропадала Галя.

Близился конец шестого семестра. Все старательно готовились к экзаменам.

Степан же даже в самые горячие дни не прекращал тренировок. И вместе с ним усиленно тренировалась Галя, которую благодаря заботам Степана не только приняли в клуб "Живые крылья", но и наделили отличной машиной МИ-10 — со множеством новшеств, чуткой, легкой в управлении, требующей куда меньше усилий в тренировке. Тогда мы этого не знали. Все выяснилось после последнего экзамена на традиционном спортивном балу в Лужниках.

Сумерки ласкового июньского дня были раскрашены зеленью парка, напоены разноголосицей хоров и оркестров. Звонкий смех, аплодисменты, слова спортивных команд...

Наши ребята затеяли на набережной летучие акробатические соревнования. Они только начались, как вдруг через рупоры послышался спокойный голос диктора.

— Через пять минут со шпиля университета стартует следующая пара летателей. Астрофизический факультет, группа тридцать два. Галина Круглова и Степан Додонов, крылья МИ-10 и МИ-7. Повторяю. Через пять минут...

Позабыв о соревнованиях, мы принялись смотреть на площадку шпиля университетского здания.

— Вон, вон они, — раздались крики.

На фоне неба вырисовывались фигурки со стрелками крыльев, такие маленькие подле громады шпиля. Вот одна из них бросилась с балкончика. Крутой вираж — и она взмыла ввысь. Орлиные мерные взмахи крыльев несут ее над Москвой-рекой и возвращают к балкончику шпиля.

А вот две фигурки кидаются в воздушную ширь, мчат к нам на стадион, парят над зеленым лугом, куда мы сбегаемся и изо всех сил кричим "ура". Какое нам дело до того, что на бал слетелось еще несколько пар крылатых счастливцев из других институтов. Мы следим только за своими. Мы машем им, зовем, торжествуем. Ведь это наш Степан, наша Галочка, наши Дедал и Икар двадцатого века!

Спустившись на землю, летатели попали в объятия восхищенных зрителей.

— Качать ангелов!

Мы изрядно "раскачали" героев дня.

В конце концов это им надоело, и они освободились неожиданным способом: моргнули друг другу, быстро расправили крылья, взмахнули ими, овеяв нас воздушной волной, и отпорхнули в сторону. Каково! Это вызвало новую бурю восторга.

Надо сказать, что еще за два года до известных читателю событий Степан записался в очередь на лунную экскурсию. Тогда он с пеной у рта доказывал, что современный человек обязан в молодые годы собственными глазами увидеть экзотические пейзажи пустынь и хребтов Луны.

Но очередь подошла как раз к моменту освоения крыльев. И, скрепя сердце, Степан отказался от космического паломничества. Предстоящие каникулы он не мыслил без полетов.

Для Гали проблема лета была решена раньше: вместе с нами она ехала в альплагерь на Гималаи, в район Второго тектонического заповедника. И ласковое Галино упорство привело к тому, что в нашу группу попросился Степан. Разумеется, мы с радостью приняли его. Даже Федя Артюхов не возражал.

Что и говорить, события этого лета запомнились надолго.

Маршрут похода, разработанный еде зимой, поднимался по труднейшему юго-западному склону Джомолунгмы к ее вершине, а затем спускался по северному склону до экспериментальной стокилометровой шахты Сейсмонадзора (в конце пути мы рассчитывали познакомиться с новинками предсказания и предотвращения землетрясений).

На первых этапах Степан и Галя были изумительны. Подъемы, на которые у вас уходили часы, они преодолевали за несколько взмахов крыльев. Мы трудились, изнемогая от напряжения, а они порхали вокруг и резвились, как дети, как птицы. В характере Степана вдруг даже обнаружилось нечто птичье-легкомысленное. Он даже петь начал, чего прежде за ним совсем не замечалось. Лезешь, бывало, по отвесной стене, потом обливаешься под палящим солнцем, еле нащупываешь крохотные неровности для опоры, а вверху раздаются беззаботные степановские рулады, да вдобавок сиплые и фальшивые.