Отто Гайль - Лунный перелет

Как все это звучит просто! И как все же трудно освободиться от укоренившихся земных представлений, и убедиться в том, что все старые понятия, которые на Земле не вызывают никаких сомнений и ясны настолько, что над ними никто не задумывается, здесь совершенно опрокинуты, лишены всякого смысла.

Андерль также сильно заинтересовался всеми этими выводами, но сохранял полное молчание. Он убрал посуду и отвес ее в кухню.

Алекс поднялся. Долго смотрел он через окно на черное небо, и картина чистого, восхитительного звездного неба рассеяла его грустные мысли.

Произошло нечто изумительное. Алексу показалось, что он видит сон. Ему снился старый, вечно повторяемый сон детства, будто он летает над домами и деревьями, над горами и долинами, издавая при этом победный клич.

Непроизвольно он пригнул колени к телу и оттолкнул ноги вниз.

Сон внезапно был прерван. Алекс испугался, ощутив удар по голове. Он шатался и когда в замешательстве стал осматриваться кругом, то заметил, что витает в воздухе и медленно спускается к полу.

— Ганс, где ты? — крикнул он робким голосом.

Откуда-то донесся хохот.

— И тебе приходится делать прыжки к потолку, дядя Алекс? — сказал Гардт, ухватив его за ногу и потащив вниз. — Крепко держись на месте, иначе набьешь себе шишки. Осторожно!..

Алекс вновь очутился на полу. Осторожно двигаясь, он с большим трудом добрался до стены и ухватился за поручень.

— Неужели мне это снится? — сказал он, все еще не приходя в себя.

Хотя племянник неоднократно предупреждал его о предстоящей потере веса, его охватил теперь страх. В то время как он стоял у окна, Гардт отвел назад рычаг, частично приостановив действие взрывного аппарата а затем значительно уменьшил тяжесть. Совсем прекратить работу дюз, быть может, и было бы правильно — с точки зрения экономии горючею, но Гардт считал это преждевременным.

Хотя едва ощутимая теперь тяжесть составляла небольшую долю земной, все же путешественники имели возможность приучиться к состоянию полной невесомости при которой понятия «верх» и «низ» неприменимы.

Все предметы на «Виланде» потеряли большую часть своего веса. Люди стали такими легкими, словно сделаны были из бумаги, а не из мышц и костей, хотя мускульная сила полностью сохранилась. Благодаря этому, каждый неосторожный шаг должен был превратиться в огромный прыжок кверху.

Особенное удовольствие доставило это новое состояние Андерлю, на котором лежали заботы о кухне. Он мог совершенно спокойно смотреть, как падают тарелки и чашки, ибо они так плавно двигались вниз, что не разбивались. Одной рукой он мог теперь шутя приподнимать тяжелые стальные бомбы, в которых сохранялся необходимый для дыхания жидкий кислород.

Но когда Андерль открыл кран водопровода, он поразился: правда, вода продолжала течь в раковину, как и прежде, но капли воды подпрыгивали, превращались в свободно витающие жидкие шары, которые медленно опускались вниз и там растекались в лужу.

Неприятно было то, что это новое состояние сопровождалось у пассажиров «Виланда» своеобразным ощущением в области груди и желудка и учащенной работой сердца. С другой стороны, у всех появилась полная нечувствительность к давлению и толчкам, как раз в то время, когда представлялось не мало поводов к их получению.

Доктор Гардт весьма внимательно и добросовестно исследовал свое тело и привел свои наблюдения в связь с органом равновесия человека, помещающимся в внутреннем ухе.

Он комбинировал и раздумывал в поисках объяснений. Выводы его отличались чрезвычайной остротой и логичностью. Его поражала ясность мыслей и быстрота, с которой работал мозг.

Вскоре однако, эти ощущения исчезли. Осталось лишь необъяснимое, не затуманенное никакими заботами, радостное самочувствие у всех трех пассажиров.

Лестницу, которая вела из спальни в наблюдательную камеру, ученый одолевал теперь одним прыжком. Возвращение осуществлялось в виде приятного витания по воздуху.

Андерль скалил свои зубы, Алекс не мог удержаться от смеха; даже лицо Ганса Гардта казалось самым веселым в мире.

— Сегодня я помолодел на двадцать лет — сказал Алекс, когда, витая наподобие духа, приблизился к своему племяннику.

— Хватит, пожалуй, молодеть, — заметил Ганс, улыбнувшись, — Мы тут совершенно не приспособлены для ухода за грудными детьми.