Александр Беляев - Всемирный следопыт, 1926 № 07

Убитого сакайца унесли домой три его соплеменника. После нападения носорога здоровыми и невредимыми оставалось только пять сакайцев, — их было недостаточно, чтобы позаботиться о раненых. К тому же я чувствовал себя ответственным за постигшее их несчастье и хотел сделать все, что было возможно для обеспечения хорошего ухода за ними.

Если бы я даже и решился отправить их обратно в их дома, построенные, как гнезда, в ветвях деревьев, — я не мог бы заставить малайцев повернуть назад и итти снова по направлению к Букит Г акту.

Когда мы тронулись в путь к селению Ван Мата, в этот раз вместо переносной клетки с тигром мы несли двое носилок. Здоровые сакайцы странными односложными звуками попрощались со своими односельчанами, с одним из которых им уже не суждено было больше увидеться: его позвоночник оказался переломленным, и он умер еще до прихода нашего в селенье.

Хотя он, по мнению малайцев, верующих магометан и последователей пророка, и был презренным язычником, поклонником многих богов, пожирателем нечистой пищи, одним словом, «грязью», — все же они похоронили его достойным образом: тело обернули в простыню и пропели над его могилой надгробные песни. Может быть, это было сделано в знак благодарности судьбе за то, что никто из их соплеменников не пострадал.

Отказавшись от мысли в ближайшем будущем добраться до Горы Духов, я решил, что в следующий раз, если мне суждено будет туда итти, я возьму уже с собой даяков — охотников, не боящихся ни людей, ни зверей, ни привидений.

Пробиваясь тонкими струйками вниз, через покров снега и прозрачного голубого льда, резкий зимний солнечный свет озарял коричневое дно пруда почти с летней яркостью. Подо льдом вода и теперь была так же тепла, как летом, потому что пруд питали ключи, бившие из такой глубины, что температура их почти не менялась под влиянием времен года. Кое-где со дна поднимался росток водоросли, свежий и зеленый, как в июне месяце.

В наземном же мире в эту пору проносился надо льдом и снегом такой сильный и холодный ветер, что даже выносливые северные деревья трещали под его дуновением и очень немногие из северных, привычных к стуже животных, обитавших в этой глуши, имели мужество бороться с ним, несмотря на терзавший их холод. Большинство из них забились поглубже в свои логова под стволами упавших деревьев или посреди густой, хвойной поросли, тревожно ожидая, когда сдастся суровый мороз и стихнет буйный ветер.

Только внизу, в глубине пруда, в широком просторе янтарной воды, под ледяной кровлей, жизнь протекала все так же деятельно и спокойно. Ветер мог бесконечно носиться в разнузданной ярости, холод мог положить свою смертоносную руку на лес и горы, — в своем невидимом убежище бобры и не подозревали об этом. Стужа могла только прибавить пару дюймов толщины к покрывавшему пруд ледяному покрову и этим придать еще большую безопасность их и так уже безопасному мирному убежищу.

Пруд был достаточно велик, чтобы дать бобрам необходимый простор для их игр и забав. Он растянулся на несколько акров [5] Акр — мера площади, около ½ десятины. при глубине в пять футов в наиболее глубокой, средней, части. У мелких же берегов лед, толщиной в фут, твердо лежал на дне и был покрыт сверху снеговым покровом.

Бобры этого пруда занимали хижину на краю глубокой воды, недалеко от плотины. Эта хижина представляла собой стоявшее на широком основании низкосводчатое жилище из ила, дерна и искусно переплетенных палок, надежно защищенное от ветра и холода толстым слоем ледяной кровли. Купол, хотя и прикрытый глубоким снегом, был ясно виден всякому лесному бродяге, который иногда и подходил, чтобы с жадностью принюхаться к теплому запаху бобров, выходившему кверху из крошечных отдушин, находившихся на его верхушке. Но как ни голодны, как ни жадны были эти бродяги, маленькие строители купола и плотины, жившие внутри жилища, и не знали и не заботились об их прожорливости. Купол имел целых два фута толщины, был прочно построен и замерз почти до твердости гранита. Ни у кого из голодных жителей леса не было когтей достаточно сильных, чтобы прорвать себе путь через подобную защиту. Бобры жили тепло и сохранно в самой середине жилища, в сухой, выстланной травой комнате, лежавшей как раз над уровнем воды.