Борис Фортунатов - Всемирный следопыт, 1929 № 11

Увлеченные беседой, мы не заметили, как стемнело.

— Мы переночуем на ферме у приятеля моего отца, — сказал Джон. — Старичок приветливый, хотя немножко и ворчун.

«Ку-ку! Ку-ку!..» — раздалось невдалеке от нас.

— Что за история! — удивился я. — В первый раз слышу, чтобы кукушка куковала ночью.

— Это не кукушка. Сова такая. Кукушка наша — птичка дневная, нарядная… с фазаньим хвостом.

Вдали блеснул огонек.

— Странно, — соображал Джон. — Наши колонисты встают и ложатся с солнышком. Чем это занят так поздно старик?

Мы застали хозяина за налаживанием капкана в курятнике.

— Хорек ко мне в курятник прошлой ночью забрался, — пояснил он. — Хорошо, я услыхал. Одну только курицу успел задушить! Сегодня опять пожалует. Ну, да жив не уйдет… Вот, своей дряни всякой хоть отбавляй, — продолжал он ворчать, — а тут еще этих кроликов проклятых из Европы привезти догадались. Размножились тут, окаянные, на свободе-то. Отбою нет. Все жрут — посевы, траву, овощи. Прямо наказание божеское. И никак не переведешь: и бьем, и давим, и травим, а их все сила несметная — потому плодущие.

— Вот вам, Джон, — сказал я, — любопытнейший пример нарушения равновесия в борьбе за существование. Кролик — беззащитное существо, а врагов у него множество. И вот, чтобы не исчез кроличий род, природа наградила его необычайной плодовитостью. В этом выразилось приспособление его к среде Но среда меняется. Кролик перевозится в Австралию, где врагов у него почти нет — разве только удав да динго, — а пищи вволю. И вот в Европе кролик — жертва человека, а в Австралии человека можно назвать жертвой кролика. В Европе кролик исчезает, разводится искусственно, здесь же он дичает и делается бичом человека.

Когда мы ложились спать, я обратился к хозяину с просьбой, разбудить нас завтра с восходом солнца.

— Не беспокойтесь, не проспите — будильник разбудит.

— Какой будильник? Где же он? — оглядывался я по сторонам.

— Часов ищете? Не ищите — нет их у нас. У нас свой будильник… живой.

И хозяин перемигнулся с Джоном. Мой друг лукаво усмехнулся.

— В чем дело, Джон? — заинтересовался я.

— Сами увидите, то-есть услышите, — и Джон завернулся в одеяло.

Наутро я вскочил как ошпаренный, не понимая спросонок, где я и что со мною. Чей-то дьявольский хохот врывался в открытое окно из соседней рощи и наполнял комнату. Первые лучи солнца золотили стену.

— Что, хорош будильничек? — улыбался Джон. — Здесь эту птичку не даром называют «часами колонистов». С ее хохотом начинают работать, с ее же хохотом и кончают. Может быть хотите познакомиться?

— Еще бы… и даже поблагодарить.

Мы вышли из дома и направились к роще.

— Вон он, наш Яшка-Хохотун, — указал мне Джон на небольшую птицу из породы зимородков.

Яшка в это время уже перестал хохотать и был чем-то сильно взволнован.

Порхая с ветки на ветку, птица что-то зорко высматривала внизу. Взглянув в этом направлении, мы замерли на месте от ужаса. Недалеко от нас, по стволу упавшего дерева ползла черная ехидна — ядовитейшая из австралийских змей. Яшка наконец решился и, бросившись как стрела на шею змеи, долбанул ее в голову. Змея засвистела и, широко раскрыв пасть с раздвоенным языком, пыталась ужалить врага. Но хохотун быстро и ловко увертывался, отскакивал и снова налетал, продолжая наносить змее в голову меткие удары острым как кинжал клювом. И с каждым ударом движения змеи становились медленнее и слабее, пока наконец последняя конвульсия не пробежала по ее телу.

— Готова! — Воскликнул Джон и, схватив палку, бросился к змее. Тут только увлеченная борьбой птица заметила наше присутствие и, вспорхнув, уселась на сучке над нашей головой.

Когда Джон пытался поднять змею на палку, тело ее вдруг изогнулось, и перед моим лицом очутилась страшная пасть.

— Жива! — в диком ужасе вскрикнул я, отскочил неловко назад, запутался в сучьях и растянулся во всю длину на земле.

Громкий насмешливый хохот приветствовал мое падение. К первому голосу тотчас же присоединился второй, за ним третий и так должно быть до дюжины. Вся роща как сумасшедшая заливалась смехом, и смех этот был до того заразителен, что хохотал и Джон с подпрыгивающей на палке змеей, и я сам, поднявшись с земли и потирая колени.