Феликс Пальма - Карта неба

Превращение во Властелина времени сделало Мюррея миллионером. Но когда он посчитал, что уже достаточно богат и продолжать накапливать деньги бессмысленно, поскольку это не сулит ему ничего нового, то не нашел иного способа прикрыть свое предприятие, кроме как симулировать собственную смерть. Впрочем, другого способа и не существовало. Никто не позволил бы ему просто так закрыть двери «Путешествий во времени Мюррея», лишив людей возможности побывать в будущем, а передать свою фирму кому-нибудь, словно речь шла о магазине фарфора или баре, он тоже не мог. Смерть решала проблему на удивление просто и в то же время наводила на воспоминания о нем превосходный трагический глянец. Он так и сделал — умер, придумал себе жестокую и прекрасную смерть, потрясшую весь мир. Да, Гиллиам Мюррей умер великой смертью, какой удостаиваются лишь герои, и унес с собой секрет путешествий во времени. И пока человечество осознавало, что вновь безнадежно застряло в настоящем, он пересекал Атлантику с карманами, набитыми деньгами, чтобы начать новую жизнь в современном Нью-Йорке под именем Монтгомери Гилмора.

Его приезд произвел небольшое волнение в спокойном океане привилегированного нью-йоркского общества. Город жестко опирался на систему ценностей, где во главу угла был поставлен культ семьи и традиций, что показалось Мюррею неприятно знакомым, однако он решил не нарушать правил, дабы не привлекать к себе внимания. Он сразу же понял, что попал на столь же двусмысленную и скользкую территорию, как и та, которую он покинул, поскольку под ее безукоризненно чистой поверхностью, где жизнь текла спокойной рекой, никогда благодаря ряду архаичных правил не выходившей из берегов, пульсировал мир, замешенный на страстях и слабостях, тщательно регистрируемых жителями этого особого царства видимостей. Равнодушный к этой лицемерной механике, Мюррей наблюдал, как после обеда всегда находился кто-нибудь, кто подавал на стол десерт в виде слуха, что называется с пылу с жару, о чьем-нибудь тайном романе или недавней женитьбе, которую с высоты своего трона благословила сама глава клана, чтобы соединить два состоятельных семейства. Когда все это ему надоело и его присутствие утратило блеск новизны, он начал сокращать свое появление на публике. Скоро его можно было увидеть лишь на обязательных деловых обедах, и его скромный, почти монашеский образ жизни, закрытый для светских гиен, заставил последних изо всех сил выискивать падаль, ибо, по их мнению, жизнь без искушений, свойственных всем смертным, навевала скуку. Так Мюррей гармонично вписался в панораму нью-йоркского высшего общества как загадочный магнат и мизантроп, не представляющий никакой угрозы такой деликатной конструкции, как его обычаи.

Однако подобное существование, которое он первый называл жалким, было не добровольным, а неизбежным. Если бы даже он захотел жить по-другому, ему бы это не удалось: разнообразные спектакли и выставки в городе утомляли его и наводили тоску, так как подобный всплеск эстетических эмоций помогал не столько развить его душу, сколько обнажить его прискорбную неотесанность, а званые ужины, балы и прочие развлечения, в которых он соглашался участвовать, лишь обнаруживали его способность заблудиться на тропинках светской жизни. Не умеющий наслаждаться удовольствиями, доступными его кошельку, и не знающий, за что взяться после того, как осуществилась мечта, служившая ему путеводной звездой и состоявшая в том, чтобы создать фирму путешествий во времени, миллионер Мюррей обвел унылым взглядом свои обширные владения и ощутил необходимость существовать как какое-то наказание. Что в этой жизни могло увлечь его, очаровать, обворожить, что могло избавить от тоскливого одиночества, обступавшего его со всех сторон, которое не заглушали даже посылки с книгами, ежемесячно приходившие из Англии? По сути, единственной стоявшей перед ним задачей была необходимость оставаться богатым, чем он и занимался каждый день безо всяких усилий, как, впрочем, и безо всякого энтузиазма, встречаясь с предпринимателями и вкладывая деньги то в одно, то в другое предприятие, потому что если у Мюррея и было какое-то выдающееся достоинство, так это его завидное шестое чувство, позволявшее ему безошибочно определять выгодность тех или иных капиталовложений, буквально не выходя из дома. Так, однажды его сначала рассеянный, а потом заинтересованный взгляд через окно упал на проложенные на высоте железнодорожные пути, по которым время от времени циркулировал маленький пыхтящий паровозик, с трудом тащивший за собой несколько вагончиков. Его проезд сопровождался дождем из обломков досок и кусков угля, иной раз приправленных какой-нибудь выпавшей деталью, и все это валилось на головы несчастных прохожих, и без того вынужденных мириться с огромными железными конструкциями, которые загораживали им солнечный свет. Было очевидно, что такой поезд, который сейчас позволял своим пассажирам подглядывать в окошки близлежащих домов и иногда попадал в не лишенные зрелищности аварии, должен ходить под землей, и потому Мюррей инвестировал часть своих капиталов в экспериментальную модель подземного поезда, сразу же доказавшую свою рентабельность. Вкладывал он деньги также в горные разработки, судостроение, гостиницы и некоторые другие отрасли, где отсутствовал риск, и даже, чтобы его богатые соседи не заподозрили, что он человек без мечты, ибо, как некоторые говаривали, люди без иллюзий представляют собой неприступную крепость, занялся коллекционированием древностей, которые его торговые агенты приобретали на аукционах и распродажах по всей Европе, а он потом размещал в многочисленных комнатах своего особняка, к отчаянию Элмера, питавшего инстинктивную ненависть к любому предмету, способному собирать пыль.