Феликс Пальма - Карта неба

— Ладно, теперь вы обнаружили то, что удается мне так же плохо, как воспроизведение марсианского вторжения… — пробормотал миллионер, сконфуженно поднимаясь на ноги.

Эмма опять залилась смехом. Засмеялся и Мюррей, и на какое-то время, показавшееся Уэллсу волшебным, оба, похоже, забыли, что только недавно чудом избежали смерти, и, вероятно, ощущали себя бессмертными благодаря неожиданно захлестнувшему их счастью. Прежде чем кто-то из них успел обернуться, писатель беззвучно отошел от двери и отправился в обратный путь. Это время принадлежало только им двоим, и ему не хотелось бы, чтобы они обнаружили, что он шпионит за ними. Возвращаясь в дом, он слышал их смех и завидовал миллионеру, так как знал, что лучший способ завоевать сердце девушки — рассмешить ее. Куда более эффективный, нежели инсценировать вторжение марсиан. Любой это знает.

Зайдя в кухню, он стал терпеливо дожидаться их возвращения и лишь время от времени поглядывал через окошко на дверь навеса. Как только они появятся, он сразу же выйдет из дома, сделав вид, что только сейчас отправился на их поиски, и в конце концов они смогут продолжить свой путь в Лондон. Он надеялся, что за их дружным смехом не последуют проникновенные взгляды, обычно предшествующие поцелуям, так как не знал, достанет ли у него терпения сохранять спокойствие, пока его спутники будут разыгрывать любовную интерлюдию под навесом, в то время как Джейн ждет не дождется его в Лондоне. Он прислонился к кухонному столу, засунул руки в карманы и, уставившись в окно, стал ждать.

Внезапно, к своему изумлению, он увидел, что к навесу направляются двое незнакомых мужчин. Оба были бедно одеты и приближались к месту, где находились его товарищи, так же осторожно, как и он несколькими минутами раньше, хотя явно с куда более недобрыми намерениями, ибо тот и другой сжимали в кулаках что-то похожее на лезвия. После некоторых колебаний, оценив ситуацию, Уэллс выпрямился и нерешительно сделал несколько шагов по кухне. Может, вернулись хозяева фермы, подумал он, но тут же отбросил это предположение, поскольку незнакомцы были одеты не как фермеры, а как городские жители из низов. Это могли быть только грабители, представители того сорта людишек, что используют любое нарушение привычного порядка вещей в стране, чтобы извлечь для себя выгоду. Они явно собираются застать врасплох его товарищей, не подозревая, что он тоже за ними наблюдает. Это давало ему нужное преимущество, которое любой более решительный и смелый человек, чем он, постарался бы использовать. Но, увы, Уэллс не принадлежал к таким людям. Сердце сразу забилось у него в бешеном ритме, а внутреннее напряжение достигло таких пределов, что он вдруг ни с того ни с сего вышел из дома, совершенно не таясь, более того, шумно, с намерением громко закричать, чтобы предупредить Эмму и Мюррея, но главное — чтобы освободиться от ответственности, которую накладывала на него ситуация, ибо ее разрешение зависело уже не только от него. Тем не менее писатель так и не издал ни звука, ни громкого, ни тихого, потому что, когда он уже открыл рот, чтобы сделать это, что-то холодное и острое вдруг уперлось ему в шею.

— Спокойно, дружище, — раздался чей-то тягучий голос возле его уха. — Ты же не хочешь оставить своих приятелей без сюрприза.

Их было не двое, а трое, с горечью констатировал Уэллс, пока его пинками заталкивали в дом, словно отбившуюся от стада овцу. Двое мужчин, захватившие его товарищей под навесом, — один из них вышел оттуда, обхватив рукой нежную шею девушки, в то время как другой презрительно толкал перед собой миллионера, — сразу показались ему смутно знакомыми, но он не догадывался, кто они, до тех пор пока пленивший его тип не завел писателя в угол гостиной и Уэллс смог увидеть его лицо: грубое, бородатое, на котором выделялись узкие, как прорезь в копилке, глаза, полыхавшие первобытной, животной яростью. Но окончательно признать его помогла самодельная повязка на левой ноге — грязная тряпка, покрытая красноватыми и бурыми пятнами. После того как один из сообщников, обезьяньего вида тип с резкими движениями, передал хромому пистолет, отобранный у Мюррея, тот обвел пленников недобрым взглядом. В течение нескольких секунд он молчал, давая им возможность прочувствовать ситуацию и понять, как все изменилось с момента их встречи на станции и стычки, оставившей ему незабываемое воспоминание в виде пули в левой ноге. Затем он грозно улыбнулся, довольный, что судьба предоставила им возможность посмеяться над теми, кому они обычно прислуживали. Уэллс искоса взглянул на Мюррея, который стоял со стиснутыми зубами и досадливо кривил губы, словно его беспокоила не столько возможность умереть, сколько то, что у этих мужланов может оказаться больше власти, чем у него. Однако по его позе было нетрудно догадаться, что его куда больше занимает судьба Эммы, чем собственная: он придвинулся к девушке, насколько это было возможно, словно готовился в случае малейшей опасности встать перед ней и заслонить ее своей медвежьей тушей.