Феликс Пальма - Карта неба

Ночью на него напала бессонница, и он почти не спал, однако утренняя ванна помогла ему встряхнуться настолько, что к моменту свидания он подошел с посвежевшей головой и робкой верой в свои силы. Во время бессонницы он воображал себе возможные сценарии их беседы и готовил нужные ответы на любой вопрос, который она могла бы ему задать, но в конце концов пришел к заключению, что все равно не сумеет предугадать ход их разговора. Часовая стрелка так долго добиралась до цифры пять, что, когда это наконец произошло, Мюррей успел пережить все возможные и невозможные состояния души: оптимизм, покорность судьбе, апатию, надежду, тоску, страх — а теперь и тошноту, поскольку нервное напряжение сказалось и на желудке, нарушив спокойное переваривание жаркого, поданного Элмером на обед. Бледный, трясущийся словно в лихорадке, он услышал звуки дверного колокольчика, возвестившего о прибытии Эммы, и вслед за этим знакомую рысцу Элмера. Не дожидаясь, пока дворецкий придет сообщить о визите, Мюррей спустился во внутренний дворик, беспрестанно утирая платком холодный пот со лба. Вслед за ним плелся Этерно, похоже, желавший выяснить, по крайней мере настолько, насколько это доступно собаке, причину, по которой хозяин весь день пребывает в страшном беспокойстве. Однако, несмотря на тренировку ума, которой целый день занимался Мюррей, когда они вошли в библиотеку, Этерно среагировал быстрее, чем он, и подбежал к Эмме и ее служанке, чтобы обнюхать их. Убедившись, что обе пахнут должным образом, а следовательно, возможность того, что Эмма послала вместо себя на свидание автомат, исключена, пес отправился в свой любимый угол и плюхнулся там, наблюдая, способен ли хозяин преодолеть замешательство, вызванное его незапланированным приветствием. Но планка оказалась чересчур высока. Гилмор не сразу догадался отослать дворецкого и поцеловать руку, протянутую ему девушкой, что он сделал чрезвычайно неуклюже, после чего пригласил ее садиться, не осмелившись поднять на нее глаза.

«Столь катастрофическое начало предвещает самое худшее», — подумал он. И не ошибся. Гилмор приступил к беседе, находясь в хорошем настроении, однако Эмма реагировала на его шутки с такой холодностью, что он засомневался, правильно ли оценил их переписку. Растерявшись, он отдал инициативу девушке, отбиваясь, как только мог, от ее выпадов, но, когда понял, что, вероятнее всего, за этим свиданием ничего больше не последует, постарался использовать любую возможность, чтобы ясно выразить ей свои чувства. В конце концов, это и было его целью. Однако разговор сразу же принял такое направление, которого невозможно было вообразить и за тысячу ночей бессонницы. Эмма явно пришла к нему в гости с единственным намерением — победить его в его же собственной игре и избавиться от него приличным и в то же время элегантным образом: попросив то, чего он не смог бы достать. И Мюррей принял вызов, сделав вид, будто им движет эгоистичное желание добиться ее либо горделивое стремление выйти победителем, — он докажет, что для Монтгомери Гилмора нет ничего невозможного. Эмма ясно дала понять: единственное, что она еще как-то ценит, это поступки. Значит, он должен забыть про слова и завоевывать ее с помощью поступков. И только женившись на ней, он докажет, что его жизнь превратилась в неустанные поиски счастья для нее, Эммы… Но для того чтобы жениться, он должен воспроизвести эпизод из романа Уэллса.

Герберт Джордж Уэллс, именно он. Автор «Машины времени».

Снова он.

Человек, которого он ненавидел, как никого на свете.

И вот теперь Мюррей должен воссоздать нашествие марсиан, описанное в его романе. Но у него уже есть опыт в подобных делах, подумал он, рассматривая трамвай времени, и его охватила почти болезненная радость оттого, что первого августа Эмма Харлоу, самая прекрасная женщина в мире, согласится стать его женой. А потом она полюбит его. В этом нет никакого сомнения. Ведь он не кто-нибудь, а Гиллиам Мюррей, Властелин времени.

И он может достичь невозможного.

Однако хватило двух недель, чтобы превратить счастливейшего из людей в отчаявшегося человека. Он приехал в Лондон в начале июня и немедленно приступил к делу, но лишь убедился в том, что воспроизвести вторжение марсиан — не такая легкая задача, как он думал. Сейчас, утром пятнадцатого дня, Мюррей направлялся в свою фирму, чтобы присутствовать при новой репетиции, хотя подозревал, что увиденное понравится ему так же мало, как предыдущие попытки. Он не сумел собрать ту же команду, с которой работал два года назад, когда отправлял своих современников в 2000 год, и хотя Мартин уверял, что нанятые им люди столь же компетентны, это утверждение свидетельствовало лишь об его склонности к преувеличениям. В самом дурном настроении Мюррей шел по залитой по-летнему ярким светом улице, с досадой наблюдая, как солнечные лучи придают окружающим предметам необыкновенную законченность, неоспоримое правдоподобие.