Игорь Дручин - Дороги ведут в Сантарес

— Она красивая?

Кирилл недоуменно посмотрел на Лену.

— По-о-жалуй, — растягивая первый слог, произнес он, припоминая лицо девушки. — А что?

— Ничего, пустяки, — засмеялась. Лена. — Скажи ей, пусть приходит. Куда же поставить цветы?

Она нажала кнопку видеофона, соединяющего ее палату с ординаторской.

— Сестра, мне принесли цветы. Не найдется ли куда их поставить?

— Хорошо, Лена. Сейчас поищем.

— Ну, рассказывай, что у тебя новенького?

— У меня что… Как у тебя?

— Ты знаешь, растут!

Лена счастливо засмеялась.

— Я даже каждый пальчик чувствую! Вчера Андрей Николаевич справлялся по видео. Я ему рассказала, а он смеется. Нет, говорит, у тебя еще пальчиков, но обязательно будут, раз ты их чувствуешь. И, говорит, старайся ими шевелить почаще и упражнения делать!

— А я, наконец, добрался до обобщений. Получились любопытные вещи. Помнишь, прошлый раз я рассказывал об островах неподвижности?

— Это о старых городах?

— Вот, вот. Понимаешь, еще в двадцатом веке стали замечать, что в крупных городах, особенно в столичных, встречается много похожих внешне людей. Некоторые врачи, любопытства ради, стали проводить антропологические измерения. И вот выяснилось, что на общем фоне, примерно половину жителей крупных городов, то есть пять-семь миллионов, по антропологическим показателям можно уложить в сто двадцать-сто пятьдесят групп. Остальные под этот стандарт не подходили. Но с утратой этими городами главенствующего значения, как руководящих центров и центров наций, процент стандартных типов людей начал расти, а количество групп уменьшаться. Стали поднимать архивы. И вот оказалось, что например, в Париже, в его центральной части, все — родственники! Понимаешь, там сохранились архивы бракосочетаний, примерно за шестьсот, если не больше, лет. Все эти данные закодировали и проследили генеалогию каждого парижанина. Выяснилось, что все они состоят друг с другом в родстве, причем линии родства часто перекрещивались по пять-шесть раз! И именно в центральной части Парижа меньше всего единичных индивидуальностей, а девяносто процентов укладывались в семьдесят две группы! Как бы там проживало семьдесят два семейства, и это почти на десять миллионов! Париж — классический пример островов неподвижности. Сейчас в его центральной части проживает около восьми миллионов, а количество семей сократилось до тридцати. В последнее время у них начали проявляться телепатические связи. Они часто хорошо понимают друг друга без слов, причем это особенно проявляется в пределах группы, связанной тесным родством.

— Слушай, но ведь это здорово! Не нужно никаких видео. Протелепатировал: давай, приходи на чай! Или сообщил новости, или поделился свежей мыслью!

Кирилл грустно улыбнулся ее наивной радости.

— Это не так хорошо, как ты думаешь. Если говорить техническим языком, то каждая родственная группа работает на одной волне. Представляешь удовольствие, когда в твоей голове копошатся сотни тысяч чужих мыслей? По ночам их мучает бессонница. Они чутки к чужому несчастью, ибо боль одного поражает телепатической болью всю группу. Но это еще не самое страшное. Страшно то, что они постепенно вырождаются. Все они инертны, у них мало желаний и стремлений, даже сострадание к чужой боли не вызывает у них активности. Сострадают и все! Они потеряли благородную «охоту к перемене мест». За пределами собственного мира ничто их не волнует и не тревожит. Правда, иногда среди молодежи вдруг вспыхивает нечто вроде эпидемии. Они собираются толпами, требуют новой жизни, мечтают куда-то уехать… Вот как описывает подобные события французский психолог Анри Фальк: «Город гудит, подобно растревоженному улью, в котором появилось две матки. Роение продолжается в течение нескольких недель, иногда месяцев. Наконец что-то решается, и рой срывается с места. Сотни улетают, тысячи остаются…»

— Это страшно, — сжимая собственные пальцы до боли, сказала Аена.

— Почему? Тот, кто вырывается из спячки острова неподвижности, обретает все радости настоящей нормальной жизни.

— Я не об этом. Страшно, что людей сравнивают с пчелиным роем.

— Да, пожалуй, — согласился Кирилл. — Но по существу очень образно и, главное, точно подмечено. Есть еще одна любопытная деталь. Периоды активности молодежи находятся в прямой зависимости от активности солнца. Впервые такое отмечено в 2032 году. Наиболее остро процесс протекал в старом Лондоне. Тогда его покинуло около тридцати процентов молодежи. Все они отправились в поиски новой жизни. Отсюда и появился термин — ньюлайфисты. Кстати, когда я первый раз увидел тебя, то подумал, что ты тоже ньюлайфистка.