Клиффорд Саймак - Планета Шекспира

– Туда. Это там.

В подлеске сверкали миллионы драгоценных камней. Дракона не было видно из-за переплетающейся растительности, но радужные отблески его тела указывали место, где он упал.

– Он умер, – сказала Элейна. – Он не двигается.

– Не обязательно умер, – возразил Хортон. – Может быть, он поврежден, но жив.

Они вместе продрались сквозь кусты и, когда они миновали массивное дерево с низко повисшими ветвями, они увидели дракона.

Дракон был существом такой красоты, что перехватывало дыхание. Каждая из покрывающих тело крошечных чешуек была точкой самоцветного сияния, маленькой, изысканно расцвеченной драгоценностью, сверкавшей на солнце. Когда Хортон приблизился на шаг, все тело словно взблеснуло – наклонные чешуйки сработали, как отражатель, отбросивший весь дневной свет прямо ему в лицо. Но стоило сдегать еще шаг, изменив угол наклона чешуек относительно себя, как блеск прекратился и вернулось переливчатое сияние, словно дракон был рождественской елкой, совершенно укутанной в мишуру и невидимой под крошечными огоньками, но огоньками более разноцветными, чем когда-либо могут быть на рождественской елке. Глубокая синева и рубиновый красный цвет, оттенки зеленого от бледно вечернего неба весной до цвета сердитого моря, живая желтизна, солнечное сияние топаза, розовый цвет яблоневых бутонов, осенний лак тыквы – и все краски подернуты своего рода морозным мерцанием, какое можно увидеть студеным зимним утром, когда все вокруг кажется сделанным из алмазов.

Элейна втянула в себя воздух.

– Как прекрасно! – выдохнула она. – Прекрасней, чем мы предполагали, когда видели его во временном склепе.

Дракон был, меньше чем казался, когда они мельком видели его влетающм в воздух и лежал очень тихо. Одно из его паутинчатых крыльев отошло от стройного тела и тащилось по земле. Другое было придавлено телом дракона. Длинная шея изогнулась, так, что голова покоилась на земле одной из щек. При ближайшем рассмотрении, голова по-прежнему имела вид шлема. На ней не было чешуи, покрывавшей все остальное тело.

Шлем был образован твердыми структурами, напоминавшими полированные металлические пластины. Массивный клюв, торчащий из-под шлемоподобной маски, также выглядел металлическим.

По-прежнему лежа тихо и неподвижно, дракон открыл глаз на той стороне головы, что была сверху – синий глаз – синий глаз, кроткий, прозрачнный и чистый и безбоязненный.

– Он жив! – воскликнула Элейна и бросилась к дракону. С предостерегающим восклицанием Хортон протянул руку, чтобы остановить ее, но, увернувшись от него, Элейна упала на колени возле свирепой головы, потянулась, взяла руками и приподняла, держа ее близко от себя на уровне груди.

Хортон стоял, как окаменев, боясь пошевелиться, боясь издать хоть один звук. Раненое, поврежденное существо; один выпад, один клевок этого страшного клюва.

Но ничего не случилось. Дракон не пошевелился. Элейна нежно уложила его голову обратно на землю и протянула, чтобы погладить самоцветную шею. Дракон длинно и медленно мигнул, уставив на нее глаз.

– Он знает, что мы его друзья, сказала Элейна. – Знает, что мы ему не повредим.

Дракон мигнул снова, и на этот раз глаз остался закрытым. Элейна продолжала поглаживать создание по шее, тихонечко напевая ему. Хортон стоял там, где был, прислушиваясь к мягкому пению – единственному звуку (и звуком-то его было трудно назвать) в ужасающей тишине, опустившейся на вершину холма. Ниже и по ту сторону Пруда игрушка, бывшая Никодимусом, все еще стояла возле пятнышка, бывшего Плотоядцем. Дальше вдоль берега Хортон различил большое пятно, представлявшее из себя разломанный холм, из которого вылезло чудовище. Самого чудовища вовсе не было ни следа.

Он знал о чудовище, подумал Хортон, – или должен был знать. Только вчера он взобрался на холм на четвереньках, потому что только так и можно на него было взобраться при его крутизне. Недалеко от вершины он остановился и отдыхал, лежа плашмя на животе, и чувствовал в холме вибрацию, словно биение сердца. Но он тогда сказал себе, припомнил Хортон, что это было не более, чем его собственное сердцебиение, усиленное напряжением карабканья, и больше он об этом не думал.

Он снова посмотрел на дракона и почувствовал в нем какую-то неправильность, но все равно понадобилось некоторое время, чтобы понять, в чем эта неправильность.

– Элейна, – тихо позвал он. – Элейна.

Та подняла на него взгляд.