Генрих Альтов - Может ли машина мыслить

Эксперимент вступил в фазу непредвиденного. Я сказал об этом ассистентам, и Белов ответил:

- Тем лучше. Новые факты ценнее новых гипотез. Гипотезы приходят и уходят, а факты остаются,

- Чушь! - сказал Антрощенко. - факты сами по себе ничего не дают. Они как далекие з-звезды...

- Прошу не трогать звезды! - воскликнул Корнеев.

Я слушал их спор, а думал совсем о другом. В этот момент я уже знал, что будет дальше.

Очень скоро мое предвидение начало сбываться. Вдруг выяснилось, что машина ненавидит созвездие Ориона и все звезды, входящие в каталог Лакайля с № 784 по № 1265. Почему созвездие Ориона? Почему именно эти звезды? Мы могли бы разобрать машину и найти объяснение. Но это значило прервать эксперимент. И мы предоставили машине полную свободу. Мы лишь подключали к блокам памяти новые элементы и наблюдали за поведением машины.

А оно было очень странным, это поведение. Машина, например, включила желтый свет, означавший плач, когда впервые узнала структурную формулу бензола. Машина никак не реагировала на формулу динатрисалициловой кислоты. Но упоминание о натриевой соли этой кислоты неожиданно привело ее в бешенство: желтый сигнал стал оранжевым, а потом лампа перегорела...

Музыка, вообще любая информация, связанная с искусством, оставляла машину бесстрастной. Но ее веселило, когда в тексте информации встречались существительные среднего рода из четырех букв. Мгновенно зажигался зеленый сигнал и начинал уныло дребезжать звонок: машина смеялась...

Она работала двадцать четыре часа в сутки. Вечером мы уходили из института, а электронный мозг машины продолжал перерабатывать информацию, менять настройку блоков логического управления. По утрам нас ожидали сюрпризы. Однажды машина начала сочинять стихи. Странные стихи: о драке "горизонтальных кошек" с "симметричным меридианом"...

Как-то я приехал в институт ночью. Машина стояла в темной комнате. На приборном щите светилась только небольшая фиолетовая лампа: это означало, что у машины хорошее настроение.

Я долго стоял в темноте. Было очень тихо. И вдруг машина рассмеялась. Да, она рассмеялась! Вспыхнул зеленый сигнал и тоскливо задребезжал звонок...

...Сейчас, когда я пишу эти строки, машина снова смеется. Я сижу в другой комнате, но дверь приоткрыта, и я слышу взвизгивание звонка. Машина смеется над квадратными уравнениями. Она ворошит свою огромную память, отыскивает тексты с квадратными уравнениями - и смеется.

Когда-то Клод Бернар сказал: "Не бойтесь противоречивых фактов - каждый из них зародыш открытия". Но у нас слишком много противоречивых фактов. Иногда мне кажется, что мы просто-напросто создали несовершенную машину...

Или - все правильно?

Вот моя мысль:

Нельзя сравнивать машину с человеком. В нашем представлении роботы - это почти люди, наделенные либо машинной злостью, либо машинным сверхумом. Чепуха! Наивен вопрос, может ли машина мыслить. Надо одновременно ответить "нет" и "да". Нет - ибо мышление человека формируется жизнь" в обществе. Да - ибо машина все-таки может мыслить и чувствовать. На как человек, а как некое другое существо. Как машина. И это не лучше и не хуже, чем мышление человека, а просто - иначе.

Машина может определить температуру воздуха с точностью до тысячных долей градуса, но она никогда не почувствует и не поймет, что такое ветер, ласкающий кожу. А человек никогда не почувствует, что такое изменение самоиндукции, никогда не ощутит процесса намагничивания. Человек и машина - разные.

Машина только тогда сможет мыслить, как человек, когда она будет иметь все то, что имеет человек: родину, семью, способность по-человечески чувствовать свет, звук, запах, вкус, тепло и холод...

Но тогда она перестанет быть машиной.