Ирина Словцова - Менопауза. Как сохранить полноценную жизнь? Доступно. Работает. Проверено автором

Когда я приняла решение забыть о слезах и жалости к самой себе, мне стали встречаться женщины, у которых была произведена подобная операция. На их примере я убедилась, что с ЭТИМ можно жить, и не быть инвалидом, и работать, и заниматься любимым делом. Моя давнишняя приятельница, оказывается, перенесла подобное за пять лет до знакомства со мной – ей сейчас уже 60, а она по-прежнему руководит небольшой фирмой и полна энергии. И даже свой юбилей отважилась отметить в кругу друзей на катке!!! Врать не буду – руку в лучезапястном суставе она там все-таки сломала, но рассказывала об этом с большой долей самоиронии и при этом говорила, что давно не была так счастлива, как в тот день, катаясь с друзьями на льду. Все обошлось, срослось, и она после очередного своего дня рождения стала учиться водить автомобиль. Можете себе представить состояние ее мужа?! Освоила. Правда, садится за руль под присмотром супруга и только для езды по пригородным дорогам.

Другая моя знакомая – врач. Перенесла операцию по удалению матки и яичников в 50 лет. Сейчас ей 65. Она по-прежнему работает, у нее нет ИБС, не растолстела – много лет пребывает в 48-м размере, и с головой у нее тоже все в порядке.

Случайно разговорившись с продавщицей в нашем «придворном» магазинчике, я узнала, что она была прооперирована в 40 лет по поводу рака матки, перенесла два курса химиотерапии. Осталась с мужем, чувством юмора и светлой головой (в прямом и переносном смысле). Так как ей нравится быть блондинкой, собственные волосы осветляет на 6–8 тонов. Ей сейчас 60. Единственный «непорядок», от которого она испытывает некоторые неудобства в выборе одежды: бюст у нее 48-го размера, а бедра – 60-го. Но это уже, как говорится, «издержки производства».

Наконец, когда я уже совсем не могла скрыть от окружающих своего распухшего от слез лица, моя мать напомнила мне, что наша «общая знакомая» – ее мама – моя бабушка, чувством юмора, которой я всегда восхищалась, была «тотально вычищена» после неудачного аборта. Если учесть, что произошло это событие в 1941 году, когда знания о ГЗТ были весьма скудными, значит, бабушка (а ей тогда было всего 40 лет) могла надеяться только на адаптационные резервы своего организма. Она не поглупела, даже в старости не имела никаких переломов и очень много ходила. Правда, размер одежды у нее был где-то на уровне 50–52. Спасалась от депрессии она своим увлечением: вышивала крестиком великолепные полотна и вязала крючком салфетки и скатерти. При этом много читала, имела свой круг общения среди сверстниц и умерла в 75 лет. Кстати, именно бабушке Таисии я благодарна за то, что она приобщила меня к миру моды, шитью и вязанию. Именно она помогала мне, начинающей 12-летней «портнихе», выбирать ткань в магазине и фасон платья в журнале. Именно в ее квартире с лепными потолками и старыми шкафами-комодами я, забравшись в один из них, играла с разноцветьем мулине и шерстяных ниток, слушая ее воспоминания о жизни на Дальнем Востоке или просто пересказы книг и фильмов, которые она любила. Я запомнила ее жизнерадостной, мудрой, остроумной и все понимающей женщиной. Моя мать знала об этом, и воззвание к памяти моей любимой бабушки было серьезным козырем в борьбе с моей личной депрессией.

Вы можете смеяться, но я решила последовать бабушкиному примеру и начала… вязать. Причем вязала я не какие-то джемперы-кофты, а палантины. Чтобы они получались красивыми, я занялась изучением цветосочетаний, цветотерапии и основ дизайна. Помню, какими удивленно-насмешливыми глазами на меня смотрели в издательстве, когда вместо очередной книги я принесла в редакцию красный палантин, связанный из шерсти ангоры ажурной сеткой… Несмотря на недоумение друзей, коллег и родственников, я тратила кучу денег на пряжу и все вязала и вязала нескончаемые «дорожки» шарфиков и палантинов, украшала их бисером и бусинами – и дарила – на праздники, на дни рождения, просто так… Теперь, по прошествии года с начала грустных событий в моей жизни, я могу объяснить эту тотальную «одержимость» вязанием. Это была чистой воды трудопсихотерапия, инстинктивно выбранная моим организмом: ведь я вязала достаточно простые узоры, которые не требуют тщательного расчета петель и рядов, не требуют перекида петель, – для меня важен был сам процесс: всего лишь монотонное мелькание спиц и разглядывание уже связанного полотна (я всегда выбирала пряжу ярких, радостных (но не кислотных) тонов – бирюзовую, голубую, абрикосовую, малиновую, свежей зелени). Это была ФИЗИЧЕСКАЯ потребность организма, испытавшего сильнейший стресс (хирургическая операция и вероятность онкологии), а теперь пребывавшего еще и в депрессии, – в монотонных, БЕЗДУМНЫХ, повторяющихся действиях – движениях, совершаемых с минимальным усилием, почти автоматически.