Нам, медикам, еще нужно доказать, что в таких случаях действуют только лекарства…»
То, что одежда может пропитываться одом, уже отмечалось в связи с больцианизмом , однако ради систематики там была представлена только терапевтическая сторона. Но есть и другая. Ее должен нам показать Агриппа Неттесгеймский: «Говорят, та, кто надевает платье или рубашку блудницы, становится дерзкой, безбоязненной, бесстыдной и развратной» [361]. Густав Егер, придававший большое значение одежде и ратовавший за исключительное использование в одежде шерсти (шерстяной режим Егера) [362], не стал бы – подобно мне – с улыбкой превосходства отмахиваться от этого народного поверья. Так, например, он утверждал, что если кто-то может надеть купальник другого человека, то это знак особого к нему расположения.
Во всяком случае, у неиспользованного предмета одежды отсутствует некое je ne sals quoi [363], присущая ношенному!
Теперь я перейду к рассмотрению нагретого стула, который большинству из нас, наверное, ненавистен до глубины души, когда нам его предлагают после того, как на нем посидел чужой человек. Если бы его сиденье было инфицировано нейтральным одом, то следующий человек, который тут же им пользуется, едва ли испытывал бы неприятные чувства. По крайней мере, со мной дело обстоит так, что мне ничего не стоит сесть на стул, на котором только что сидел кто-то из членов моей семьи. Здесь, видимо, имеет место одическое сродство. Им, несомненно, объясняется также то, что нам проще сесть на стул, на котором недавно сидел близкий, приятный нам человек, чем неприятный. Органическое, животное тепло – это нечто совершенно иное, чем неорганическое, созданное физическим способом.
Королевский саксонский лейб-медик доктор медицины профессор Карл Густав Карус (1781-1869) высказывается по этому поводу:
«Даже совершенно необразованный наблюдатель может почувствовать на себе, что, например, тепло здоровой, мягкой человеческой руки действует на него совсем по-другому, чем нагретый до точно такой же температуры кусок дерева или железа, и что дыхание любимого человека воздействует на него по-другому, чем поток точно так же нагретого влажного воздуха из парового отопления» [364].
То, что тепло теплу – рознь, нам также демонстрирует температура высиживания яиц у птиц. Орнитолог и лесничий Иоганн Маттеус Бехштейн (1757-1822) «подкладывал красным голубям яйца черных голубей. Молодые голуби становились красно-пестрыми и были очень похожи на своих приемных родителей, чего иначе не могло бы случиться» [365]. Впрочем, «теплота курицы-наседки (действительно) имеет свечение, что можно наблюдать в сухое время года» [366].
Ранее я уже отмечал, что ткани и бумага легко заряжаются одом. В настоящее время многие амулеты хранятся в чехле из материи («медицинская сумка» индейцев!) или делаются из бумаги (пергамента, «девственного пергамента»), на которых написано заклинание или изображены магические сигиллы.
Однако действие амулетов можно объяснить не только одом, но и – проще и лучше – аурой: в течение долгого времени предмет эмоционально заряжается его изготовителем и благодаря этому становится амулетом, или, если говорить словами Стриндберга, изучавшего медицину, – аккумулятором психической энергии, «не более странным, чем электрический карманный фонарь. Но он дает свет только при соблюдении двух условий: во-первых, он должен быть заряжен, и, во-вторых, нужно нажать на кнопку. Амулеты тоже имеют свои особенности использования и действуют далеко не всегда». Амулет «может отдавать силу тому, у кого есть приемный аппарат, т. е. вера» [367].
Давид-Неэль поддерживает великого шведа: «Этими (мыслительными) волнами (в Тибете) можно заряжать предмет, словно электрический аккумулятор», а затем использовать накопленную в нем энергию в любых целях, например, увеличивать жизненную энергию человека, дотронувшегося до предмета, или делать его бесстрашным и т. п.» [368].
В тайном учении древних индийцев мыслительные волны, направленные на предмет с целью его зарядки, называются потоками питы; мы вместе с Райхенбахом будем говорить о «психических динамидах».
«Лучи человека выдают его сущность»
Так утверждает профессор Эйген Маттиас (1882-1958) из Цюриха, и, по его словам, он это доказал с помощью специальной аппаратуры. Но не только это: «Сплошная цепочка доказательств достигает апогея в том, что проникающая сила человеческих лучей способна переходить даже на вещи – рукописи, фотографии, художественные работы, на давно созданные документы культуры – и неизменным образом от этих вещей, точно так же, как от производящего лучи индивида» [369].
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу