Александр Мясников - Руководство по пользованию медициной

Ладно, заходим в палату, и старший доктор начинает объяснять моему пациенту: «При ваших анализах мы вынуждены вам ввести в горло трубку, чтобы вам было легче дышать, вы поняли?» Мой негр испуганно посмотрел, но кивнул. А надо сказать, что интубация – процесс непростой и требует умения и тренировки. Больному запрокидывают голову, в рот и горло вставляют сначала изогнутый металлический полированный клинок (он так и называется), по ложбинке которого вводится дыхательная трубка (у неопытного врача она часто оказывается в пищеводе вместо трахеи!) Мой пациент покорно запрокинул голову, но как только увидел над головой блеснувший клинок, который стали запихивать ему в рот, взвыл и стал бороться за жизнь! Я был тогда в расцвете сил, отжимал от груди штангу в 170 кг и поэтому был способен крепко держать его, пока старший врач интубировал! Мы привязали его к кровати, чтобы он не выдернул трубку и вышли. Когда через несколько минут я вернулся, то увидел, что мой гигант освободил руку и трубку все-таки выдернул! Злобно зыркал на меня и всем видом давал понять, что больше он не дастся! Старший врач сказал, что это непорядок и что интересы пациента требуют интубации! Мы ввели ему лошадиную дозу успокаивающих и интубировали опять. И снова он эту трубку выдернул! К всеобщему облегчению, дежурство этого старшего врача окончилось и на смену заступил мой соотечественник, уже лет 20 работающий врачом в Америке. Он удивился: «А чего это вы его так загрузили, как он дышать-то сам будет?» Тот пресловутый анализ его не впечатлил: «Так он хроник, он адаптирован к такому уровню углекислого газа! Оставьте человека в покое». Негр мне этих действий так и не простил и все время что-то угрожающе бормотал на гарлемском сленге, когда я к нему приближался!

В наших больницах и того хуже! Там хоть бездушные алгоритмы, но они предсказуемы! Что и как будут делать у нас, не знает даже Господь Бог! Поэтому когда кто-то из родственников и знакомых попадает в больницу, начинаются судорожные поиски врачей: «У вас есть кто-нибудь в такой-то больнице?! У нас туда маму повезли! Позвоните, пожалуйста, умоляем!» Ко мне каждый день такие просьбы и от знакомых, и от коллег, часто ночью! И ты безропотно тут же звонишь: понимаешь, что после твоего звонка к больной отнесутся более внимательно, постараются оградить от ошибок и безразличия, которые случаются кое-где у нас порой (а на деле сами знаете, потому и звоните мне и другим).

Но самая главная проблема госпитализации даже и не это. Самая серьезная проблема всех больниц во всем мире – это внутрибольничные инфекции! Подумайте сами: вот на этой койке, на которую вас определили, до вас умер не один десяток человек! Трупы выносят, а бактерии остаются! Да, да, белье меняют, матрасы моют (должны мыть, скажем так). Но везде: в раковине, на стенах, в жалюзи, в системе вентиляции, в канализации – огромное количество обжившихся тут бактерий! И не тех наивных бактерий с улицы, которые падают в обморок при одном виде антибиотиков (хотя таких все меньше и меньше!), а монстры, травленные всеми средствами, выжившие, развившие суперустойчивость, убившие своего хозяина и теперь поселившиеся тут! Причем то, что вы лежите в платной чистенькой палате на 7-м этаже, а реанимация со смертностью 50/50 на первом, ничего не меняет. Фильтры систем вентиляции задерживают не более 20 % бактерий. (То же относится и к курению: вы курите в подъезде, а травятся люди в других квартирах.) И пусть работа бактерицидных ламп в процедурных и успокаивающие смывы санэпидемлабораторий вас не обманывают. Реальная защита от инфекций требует изолированной системы вентиляции, отрицательного давления в шлюзах, изолированного водоснабжения и канализации и прочего. Они есть только в специализированных центрах для особо опасных инфекций.

Заметки на полях

В другой ситуации в приемном отделении поступает ко мне бабушка – эмигрантка из России, более того, оказалась моей бывшей соседкой по Красной Пресне! Была в церкви и потеряла сознание. Встревоженные родственники привезли в госпиталь. Входной диагноз – нарушение мозгового кровообращения. Хотя при осмотре неврологического дефицита нет.

Зову внучку и говорю: «Как москвич москвичке (хоть и бывшей) говорю: забирай бабушку и езжайте домой! – Почему? – Да я ее здесь убью! Да, не ослышалась! Она старенькая, слабенькая, по-английски не говорит. С таким диагнозом я должен ей сделать КТ, потом присоединить к монитору и через сутки КТ повторить, не считая многих других исследований. Бабушка лежать может не захотеть (соображает уже не очень, кто ей и что будет объяснять да и языковой барьер!). При попытке встать ее привяжут к кровати. Будут лежа (полусидя) кормить с ложечки. Она аспирирует – немного супа или каши попадет в дыхательное горло – вот и тяжелая инфекция легких! А не легких, так мочевая инфекция – ей же мочевой катетер поставят, кто там будет с судном возиться? Пару дней – и сепсис! Сколько таких бабушек я тут перехоронил».