Марк Сандомирский - Защита от стресса [Физиологически-ориентированный подход к решению психологических проблем (Метод РЕТРИ)]

Какую связь имеют эти психолого-физиологические данные с загадкой «русской души»?

Как географически, так и исторически сложившаяся роль России как государства — это геополитический буфер между Востоком и Западом. Отсюда и русская культура, ассимилировавшая многое от своих соседей, носит в себе смешанные черты, роднящие ее как с западной, так и с восточной культурой. В сравнении с обезличенно-холодным, приземленным и бюрократически-лощеным рационализмом Запада бросаются в глаза такие бесспорные черты российской культуры, как ее духовная ориентированность, большая человечность и эмоциональность (зачастую наивная) и в существенно большей степени правополушарность. В то же время российская культура является более рациональной, более левополушарной по сравнению с традиционными собственно восточными культурами (Япония, Китай). Последние могут рассматриваться как эталон правополушарности с их иероглифическим письмом (опирающимся на мозговые механизмы правого полушария и оказывающим мощнейшее влияние на процесс социализации ребенка и латерализации мозга в ходе возрастного развития), «правополушарными» эстетическими воззрениями и социальными стереотипами, а также «правополушарными» духовно-религиозными традициями (даосизм, дзэн-буддизм).

Соответственно, усредненный психологический тип россиянина характеризуется симбиозом рациональных и иррациональных черт, или постоянным балансированием между лево- и правополушарными чертами. Этот тонкий баланс, как и любое равновесие «на грани» двух полярных противоположностей, является достаточно хрупким. В терминах модной «теории катастроф» это аналог «неустойчивого состояния системы», создающего основу для возможных резких переходов из одного состояния в другое. Отсюда и непредсказуемость движений мятущейся «русской души», описанных в классической литературе (особенно у Достоевского), когда человек долгое время, приспосабливаясь к общепринятому укладу жизни и к давлению жизненных обстоятельств, придерживается рационального, «левополушарного» стиля жизни. Но вот чаша терпения переполнилась, и его душе, зажатой в тесных рамках повседневности, стало в них тесно. В этот момент человек, зачастую неожиданно для окружающих и необъяснимо с точки зрения обычной логики и житейского здравого смысла, переходит к прямо противоположному — иррациональному, «правополушарному» жизненному стилю, совершая нелогичные, непредсказуемые, а то и необузданные поступки — от подвига до злодеяния. Тем самым достигается разрядка внутреннего психологического напряжения, или, пользуясь словами известного в прошлом российского философа и политического деятеля, «открывается клапан и выпускается пар», который иначе неминуемо привел бы к внутреннему взрыву. Отсюда и парадокс «русской души», заключающийся в противоречии ее внутренней целостности и внешней противоречивости. Отсюда и известная поэтическая строка: «умом [логическим. — Прим. наше] Россию не понять». Состояние неудовлетворенности человека, мечущегося между этими диаметральными противоположностями, мучимого неопределенностью, невозможностью однозначного, раз и навсегда определенного выбора между ними, составляет основу духовно-психологических исканий многих героев русской литературы. В то же время подобный компромиссный «третий путь», сочетающий в себе положительные черты левополушарной и правополушарной культуры, в определенной мере избавлен от их односторонних — «однополушарных» недостатков. Особенно это касается западного — рационального общества, на проблемах которого мы остановимся подробнее. В нашем представлении рациональный, левополушарный социум соответствует критериям так называемого депрессивного сообщества (Eaton J.W., Weil R.J., 1955) с его высокими и жесткими стандартами и требованиями к поведению индивида. Общество, в котором правополушарное поведение (эмоциональность, естественность, открытость) живет по законам так называемого депрессивного сообщества, где подавляется открытое выражение чувств, скрываемых за маской показного оптимизма и благополучия, а естественные человеческие отношения уступают место душевной черствости, бездушной расчетливости. Привыкнув скрывать свои истинные чувства на людях, человек опасается проявлять их и в личной жизни. Отсюда и кризис семьи и семейных ценностей в современном западном обществе, и проблема всепроникающего неизбывно-экзистенциального «публичного одиночества» его членов. По мысли А.Б. Холмогоровой и Н.Г. Гаранян (1999), в подобных социальных условиях дефицит коммуникативной близости, естественного общения между людьми приводит к затруднению психологической переработки эмоций, к их соматизации и тем самым способствует росту общего количества переживаемых отрицательных эмоций в виде тоски (аккумулирующейся в состояние депрессии), тревоги и страха, приводящих к паническим состояниям, а также выливающихся в агрессивные проявления. (Подобные состояния в некоторых обществах (например, США) начинают приобретать чуть ли не характер психической эпидемии.) Те же самые механизмы, описанные как синдром дефицита удовлетворения, подталкивают людей к алкоголизму и наркомании. А в целом это есть не что иное, как отражение духовного кризиса современного техногенного общества (С. Гроф). Особенно пагубно сказывается отсутствие способности к искреннему сочувствию, эмпатии на психическом развитии человека в раннем возрасте. Европейские психотерапевты, по словам И. Кренц (1999), явственно ощущают, что западная культура с ее культом «успеха», спешкой и индивидуализмом представляется таким социальным окружением, которое связано для ребенка с риском эмоциональных расстройств в раннем возрасте; их груз он несет всю последующую жизнь. Свидетельством этого служит постоянный рост числа людей с подобными расстройствами, обращающихся к психотерапевту. Проявляются же такие расстройства в форме опасливого избегания эмоционального контакта и близости, недоверия, депрессии, саморазрушительного поведения, одиночества и изоляции.