Марк Каганцов - Байки о «Скорой»

Вызывают нас как-то в лагерь «на горку»: отравление лакокрасками. Отравление тяжелое. Больной в коме. Давление низкое. Пришлось нам его и промывать и. капать.

Он весь расписной — в татуировках, значит. На своем веку довелось мне повидать немало татуировок: видел и Сикстинскую мадонну и трех богатырей, и церкви всякие, и вождей революции, и голых красоток в лапах орла, и даже кочегара, закидывающего лопатой уголь в задний проход, надписи видел всякие — от банальных «не забуду мать родную» и «они устали ходить по зоне» до латинских изречений с грамматическими ошибками.

Но таких татуировок видеть мне еще не приходилось. Естественно, на всех пальцах были татуированные перстни. Руки обвивали могучие змеи. На верхних веках было выколото «Не буди». На правом плечевом суставе — эполет с кистями. На правой половине груди — череп. В области сердца вытатуирован большой гвоздь со шляпкой, как бы забитый в сердце. Из-под левой лопатки выглядывал вытатуированный загнунутый острый конец этого гвоздя. Со стоп на нас глядели широко раскрытые глаза. Все было сделано с несомненным мастерством.

Но главный сюрприз ожидал нас, когда нам понадобилось вывести у отравившегося мочу, — на головке полового члена была вытатуирована большая синяя муха!

Повод к вызову: лежит человек на улице. Мужчина, значит.

Интересно, что в русском языке «человек» и «мужчина» — скрытые синонимы. То есть, не так, как в большинстве европейских, да и не только европейских языков, где они просто обозначаются одним и тем же словом. Но если плохо женщине, у нас так и скажут, а если — мужчине, скажут «плохо человеку». Да и выражение «пожилой человек» означает старика, а не старуху, а «молодой человек» — юношу, а не девушку. А в родственном украинском языке «чоловик» — это муж. Но это так, к слову.

Едем, подбираем на снегу мужика. Пьян изрядно. На ногах не стоит, продуктивному контакту не доступен, но на пары нашатыря и похлопыванья по щекам, бурно реагирует защитными движениями и бессвязной речью, в которой можно разобрать лишь матюги. Беру его на носилки в машину, осматриваю. Повреждений и отморожений, вроде нет, но зрачки разные по величине, и на одном глазу реакция на свет и роговичный рефлекс отсутствуют. Выходит, что не просто пьян, а с черепно-мозговой травмой, ушибом мозга. Везу его в больницу.

В приемном покое, в тепле начал мой мужик на каталке вертеться. Тут и выпал у него… стеклянный глаз. Нет, значит, никакой черепно-мозговой травмы, просто пьян.

Работал в Воркуте замечательный врач-нейрохирург Ильмар Эустафиусович Сааре. Многие его до сих пор добрым словом поминают.

Хоть и прожил в Воркуте больше четверти века, говорил он с сильным эстонским акцентом, растягивая гласные и превращая звонкие согласные в глухие. Например, реаниматолога Букина он приветствовал: «Тоохтор Пуукин!». «Букин я!», — недовольно отзывался тот. «Пуукин», — соглашался Сааре. Правда, и отчество самого Сааре мог выговорить далеко не каждый, произнеся «Эуста…», дальше срывались на свист «фью», а у тех, кто пытался произнести его по складам, получалось что-то вроде «Эй-вставь-фуй-суевич», но доктор Сааре и не настаивал, чтоб его по отчеству звали.

Привожу я как-то в больницу пьяного мужика с черепно-мозговой травмой. Спускается Сааре. «Стоо такойе? Стоо слутсиилось?» Увидев гематому, восхищенно произносит: «Уу, какайя сииська! Кте ты ее напиил? С кем ты, пистеельник, пороолся?». Мужик, оглушенный водкой и травмой, тупо таращится на доктора, не понимая о чем тот его спрашивает. А Сааре добродушно ворчит: «Поорются, поорются, сиисек сипе понапифаают, пистеельники. Фосиись туут с ниими!»

Работал у нас на Центральной подстанции врач Григорий Ефимович Горбонос. Сейчас он живет в Австралии.

Заикался он немного, а когда волновался, — гораздо сильней. Дали ему квартиру на поселке Воргашор, и он перешел работать на Воргашорскую подстанцию. А в тамошней больнице заведовал травмотделением врач Свитлый, тоже заикающийся.

Рассказывают про их первую встречу. Григорий Ефимович привез травмированного. Докладывает, заикаясь, Свитлому больного. Свитлый в ответ, заикаясь, вопросы задает. Оба считают, что его передразнивают, издеваются. Злятся оба, кричат, лица кровью налились. Чем больше сердятся, тем больше заикаются. Чуть до драки у них не дошло. Когда разобрались, что к чему, закадычными друзьями стали. Товарищи по несчастью.