Сергей Малозёмов - Еда живая и мёртвая - научные принципы похудения

Ещё ближе к современному пониманию ожирения наука подошла в XVIII веке, в эпоху Просвещения. При этом очередной достойный шаг на этом непростом пути случился на две сотни лет раньше, в 1543 году, когда уроженец Нидерландов Андреас Везалий, лейб-медик короля Священной Римской империи Карла V, опубликовал первый анатомический труд «De corpore humani fabrica» («О строении человеческого тела»), основанный на материале, который учёный получил, препарируя человеческие трупы. Все предшественники великого голландца не имели такой возможности – священнослужители были яростными противниками таких методов, поэтому упомянутый выше Гален при описании устройства человеческого тела сумел совершить более 200 ошибок, а греческий философ Аристотель вообще был уверен в том, что у мужчин бывает 32 зуба, а у женщин 38, и эта информация кочевала из одной научной книги в другую вплоть до появления работы Везалия.

Развитие научного знания в XVIII веке впервые позволило точно измерить объём и массу человеческого тела, а слово «ожирение» попало в словари – уже в 1701 году французский академик Антуан Фуретье включил его во второе издание своего «Словаря французского языка» со значением «медицинский термин для человека со слишком большим количеством плоти или жира».

Некоторые губительные для здоровья последствия излишней тучности удалось даже обосновать с медицинской точки зрения. Например, Джованни Батиста Морганьи, итальянский врач и основатель патологоанатомии, в публикации 1761 года доказательно связал лишний вес с высоким кровяным давлением и повышенным уровнем мочевой кислоты, которая приводит к подагре, а также с образованием атеросклеротических бляшек в сосудах. Но важнейшие вопросы о том, каким образом жир образуется в организме и какие основные факторы влияют на этот процесс, оставались без достоверного ответа до самого конца XVIII столетия.

К счастью (а правильнее сказать, к несчастью), у европейских учёных за XVIII век появилось много материала для исследования: количество толстых людей резко увеличилось. Еда стала разнообразнее, и в целом её стало больше – на это повлияли усовершенствования сельхозтехники, да к тому же из заморских колоний в Европу потоком пошёл сахар: за XVIII столетие его потребление выросло в 20 раз!

Новый слой общества – буржуазия всех калибров – мог позволять себе употреблять сладости в больших количествах и превратился в главного поставщика граждан повышенной тучности. Это сильно ударило по моральным доводам в пользу диеты: богобоязненному жителю Средневековья было гораздо легче внушить греховность и аморальность чревоугодия, а вот успешный представитель эпохи Просвещения, каким бы набожным он ни был, объедался без зазрения совести и прекращал чревоугодие, только будучи напуганным приступом болезни.

Показателен пример Джорджа Чейна, врача из Шотландии, который прославился исследованием нервных болезней своего времени, в частности ипохондрии, истерии и знаменитого английского сплина. К своему главному медицинскому труду он присовокупил автобиографию, где описал собственный случай борьбы с ожирением. Среди предков Чейна было немало тучных людей, и после 30 лет он и сам начал быстро набирать вес. Этому способствовал переезд в Лондон и общение с плохой компанией – обеспеченными людьми, «прожигателями жизни», как их окрестил Чейн, которые не знали удержу ни в еде, ни в выпивке. В итоге к 42 годам шотландский медик превратился в одышливого, нервного и насквозь больного старика. Все друзья его покинули, а сам он был вынужден переехать в какую-то сельскую глушь. Там он перешёл на вегетарианскую диету с сильным ограничением калорий и, по его собственным словам, «растаял, словно снеговик летним днём». Постоянно апеллируя к аморальности ожирения и порицая невоздержанную столичную жизнь, автор подробнее всего останавливается именно на медицинских аспектах того, что с ним случилось: как ему помогли отказ от алкоголя, серьёзное уменьшение в рационе количества мяса и увеличение доли овощей и молока, а также постоянные упражнения на свежем воздухе. И как лишний вес (а с ним и все хвори) возвращался, стоило только Чейну перестать соблюдать собственные предписания (а такое с ним происходило несколько раз).

Как видите, «срывы» во время диеты и попытки сжульничать, включая в рацион запрещённые продукты, – это совсем не современное изобретение. От внимания современников эта коллизия не ушла: под самый занавес столетия, в 1796 году, личный врач короля Пруссии (и изобретатель термина «макробиотический») Кристоф Вильгельм Хуфеланд и один из величайших европейских философов Иммануил Кант поспорили о том, у кого лечиться обжоре – у приземлённого доктора или одухотворённого мыслителя. Следует отметить, что к моменту публичной дискуссии видных учёных общество уже сделало свой выбор, и страдающие ожирением граждане искали исцеления в объятиях докторов, которые лечили их в меру своего разумения и существовавших воззрений. А они могли включать не только урезание рациона и физическую активность (рекомендации, без сомнения, полезные), но и намного менее эффективные, хотя и дико популярные в то время процедуры, начиная от минеральных ванн и электрического шока и заканчивая растираниями с помощью горячего мелкого песка. Вдобавок всегда оставались относительно недорогие «патентованные порошки для похудения», в состав которых могли входить мыло и стрихнин – их прописывали тем, кому электрошок был не по карману.