Андрей Каспаревич - Верный способ избавиться от пьянства, курения, наркотиков

А какой Исаак умный, какой рассудительный, сколько в нём любви к отцу и матери!

Какой он красивый!

А теперь, когда ему уже четырнадцать лет, то какой помощник появился в доме!

А сколько в нём доброты, сострадания!

Сарра знает, что Авраам любит сына своего больше всего на свете!

И можно только представить себе, как радуется сам Господь, глядя с высоты на эту счастливейшую семью – двух древних стариков, отдавших всю свою жизнь, все свои силы служению Богу и в немощной старости получивших от Него столь великую награду…

А впрочем, вот и Он Сам, а точнее, Его глас (далее цитаты из первой библейской книги Бытие, глава 22):

«– Авраам!

– Вот я.

– Возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака, и пойди в землю Мориа, и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой я скажу тебе».

И вот здесь я прерываю рассказ.

Я не берусь судить о глубинном смысле Божьего замысла.

Я не могу прочитать это на языке оригинала, ибо не знаю иврита.

Я не могу оценивать этот эпизод (как, кстати, и многие другие) с точки зрения какой бы-то ни было земной логики.

Да и слишком далеко во времени отстоят от нас описанные в Священном Писании события.

С точки зрения религиозного мышления логика этого эпизода состоит в том, что Бог испытывает Авраама, глубину его веры и (как сейчас бы сказали) преданности Богу.

Но как бы то ни было, я не в силах, да у меня просто не хватит воображения описать мысли, состояние Авраама, получившего это указание от Бога. Что происходило в его душе?

Почему он не сошел с ума?

Ведь с точки зрения современной психологии подобная ситуация запредельна для человеческих нервов, для способности психического выживания. Особенно если учесть, что Аврааму уже больше ста лет.

Но вернёмся к описанию событий. И посмотрим, что сказано в Ветхом Завете о реакции Авраама на приказ сжечь сына.

«…и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой я скажу тебе. Авраам встал рано утром, оседлал осла своего, взял с собою двоих из отроков своих и Исаака, сына своего; наколол дров для всесожжения и, встав, пошёл на место, о котором сказал ему Бог».

Опять прерываю рассказ, чтобы прокомментировать: Об этом написано так, словно Авраам каждую неделю сжигает по одному из своих сыновей. «Наутро… встал… оседлал осла… наколол дров для всесожжения… (!) и пошёл…».

Но читаем дальше:

«На третий день (!!!) (это значит, что три дня шёл с сознанием, что идёт сжигать своего сына!) Авраам возвёл очи (вот сильный психологический момент, значит, все это время Авраам шёл, опустив очи долу) и увидел то место издалека, на которое ему указал Бог.

Одно из двух: или Авраам в глубине души не верит в то, что Бог требует этой жертвы, когда он говорит о возвращении, или он заботится о психике двух мальчишек, которых взял с собой. И конечно же, о сыне, которому через несколько минут предстоит умереть от его, отцовской руки, но который должен осознать это только в последнюю секунду.

«И взял Авраам дрова для всесожжения, и возложил на Исаака, сына своего (какая аналогия с Христом, несущим свой крест!), взял в руки огонь и нож, и пошли оба вместе.

И начал Исаак говорить Аврааму, отцу своему, и сказал: „Отец мой!“. Он отвечал: „Вот я, сын мой“».

(Здесь я несколько забегаю вперёд, речь об этом пойдёт ниже, но обратите внимание на этот момент: по мере приближения ко времени и месту убийства отцом сына идёт постоянное напоминание об их родственных отношениях, что ещё больше обостряет сверхъестественную трагедийность ситуации.)

«Он (Исаак) сказал: „Вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения?“ Авраам сказал: „Бог усмотрит себе агнца для всесожжения, сын мой“. И шли далее оба вместе.

И пришли на место, о котором сказал ему Бог; и устроил там Авраам жертвенник, разложил дрова и, связав сына своего Исаака, положил его на жертвенник поверх дров.