Сатпрем - Мое пылающее сердце

И тогда, ЧТО тогда?

Состоит ли смысл жизни действительно в том, чтобы... уединиться в некотором дальнем уголке Гималай, сесть там и оставаться в созерцательности до конца? Так ли это?

И что тогда?

Товарницки: Вы видели, как йоги демонстрируют свое умение?

Конечно! Шарлатанов хватает! Чем больше они демонстрируют свое умение, тем с большей вероятностью они просто шарлатаны. О, да, все их трюки не составляют особого труда. Это просто... еще одно шоу. Это не имеет ничего общего с истиной.

"Истина" (мне не нравится это слово) есть нечто, чем дышишь. Это подобно запаху цветка, ветру в кронах деревьев, вы знаете. Подобно порыву ветра на море. Вот что для меня является истиной. Это нечто, что течет, чем можно дышать через поры своей кожи.

Но в конце того длительного пути -- "через поры кожи"... не остается больше пор! Вы просто поднимаетесь и поднимаетесь до некоторой точки вашего существа, как язык пламени или свечи все поднимается и поднимается и исчезает, и... нет больше проблем! Очень счастливое состояние. Но... Что потом?

Я хотел чего-то, что наполнило бы меня... в то время как я гуляю по улице или пью виски, если нужно! Пока делаю... пока живу своей жизнью, вы знаете! Нечто, что наполняло бы меня каждую секунду и не зависело бы ни от Гималай, ни от одежды монаха! Я хотел нечто, что не зависело бы ни от чего.

И вот когда тот МЕЧ -- тот меч света, каким был взгляд Матери, потянул меня назад. Потому что то было не то, что "парит в вышине" и оставляет вас с чувством обширности и безмятежности и... блаженства. Совсем наоборот, это было нечто, что шло ВНИЗ, в вашу плоть и стремилось прикоснуться к чему то там, в глубинах вашего существа.

Так что тот взгляд привел меня назад, в Пондишери. Я сказал себе: "Ты сбежал. У тебя не хватило мужества смело встретить ТО."

И поэтому я вернулся в Пондишери.

Дороги Индии

Товарницки: Можно поговорить о тех дорогах, дорогах Индии, Сатпрем?

Я спустился с Гималай. Я повернул назад, на юг.

Да, есть величайшая красота Индии: все те люди, те существа Индии, и та великая мягкость, которую вы встречаете повсюду. Куда бы вы ни пошли, вас везде приветствуют с улыбкой. В них есть нечто, что понимает. Вам не нужно объяснять -- они чувствуют. Это тоже было большим благословением Индии.

Это те люди, среди которых вы не чувствуете себя -- даже с белой кожей -- не чувствуете себя "чужестранцем". Вы не сможете пройти незамеченным, за вами сразу же увяжутся ребятишки, но вы не чувствуете себя чужестранцем. И они чувствуют, кто вы. Вы не обманите их; они чувствуют, кто вы.

Так что, да, есть та необъятная теплота Индии. И невероятное количество ... храмов Индии. Да, это могло бы ... привести к тому, что я бы определенно потерял себя, скорее здесь, чем в Гималаях.

В некоторых храмах была такая прекрасная... вибрация. Вы не знаете санскрит, но... это такой "полный", такой "плотный" язык, так... начиненный силой. Вы даже не знаете, откуда исходит тот язык. У меня такое ощущение, что он пришел... от чего-то, что было до человека. Кажется, что звуки не отражают тот язык, каким мы его знаем, с подлежащим, предлогами, сказуемым. Кажется, что звуки... обладают силой и "выражают" нечто.

И храмы имели ту ВИБРАЦИЮ, которая была для меня чрезвычайно... пленительной. Вы как бы звучите вместе с ней, танцуете вместе с ней... Было нечто чрезвычайно очаровательное.

Товарницки: Храм Шивы?

Да, храм Шивы. Особенно один в Бенарасе, он так необычен. Вы чувствуете, что можете очень легко потерять себя там. Хотя, должен сказать, что я познал нечто аналогичное и в Египте.

Египет

В первый раз я отправился в Египет после войны. Я не знал ничего; я действительно был просто хорошим малым с Запада. Для меня Азия была просто географическим понятием. И я не знал абсолютно ничего, ноль, о религии, духовных традициях Востока. Я был полным мирянином (под мирянином я подразумеваю, что прочел множество вещей по этому вопросу, я был полон западной культурой). Но я поехал и пробыл три недели возле Луксора.

Именно там я был необъяснимо переведен в некое состояние восторга. Я не мог гулять по этим храмам -- хотя они казались совершенно мертвыми руинами -- я не мог гулять по ним или прикасаться к тем камням без того, чтобы не быть переполненным некой эмоцией превыше всякого понимания, мышления или чувства. Это было необъяснимо. Я не мог понять... Но это наложило на меня неизгладимый ФИЗИЧЕСКИЙ отпечаток.

Вы видите, для нас, западных людей, все как бы четко разграничено: это скала, это кресло, это джентельмен, это леди. Все как-то загоняется в точные, хорошо определенные, ограниченные конструкции. Всякая вещь определена.