Александр Белов - Здоровье и долголетие. Исцеляющие методы В. В. Караваева

«Но подожди, — говорю я Саше, — я уже понял, что такое удовольствие и с чем его едят. Ты мне объясни другое — что такое “удовлетворение глубокое”, которым Брежнев, по твоим словам удовлетворялся?»

«Удовлетворение — это и не чувство вовсе, а состояние души. Когда нет удовлетворения от жизни, то ты можешь человека развлекать всячески. Можешь вывалить ему гору всяких удовольствий. А ему все как не в коня корм. Он будет делать вид, что получает наслаждение от удовольствий всяческих. А у самого будут кошки в душе скрести».

«Откуда ты это знаешь? На собственном опыте обжегся?» — это я так, для проформы, Саше возражаю, а сам, конечно, понимаю, что прав философ.

Саша же чувствует, что я внутренне соглашаюсь, и распускает хвост: «Когда же у тебя удовлетворение в душе, тебе никакие трудности нипочем. Плевать тебе на них с высокой колокольни. Тебе и удовольствий не надо. Когда в душе цветут цветы, тогда и жизнь иная».

Но вернемся к Караваеву и его системе. Думается, Караваев и в самом деле получал «глубокое удовлетворение» от того, что испытывал себя и мог переломить патовую ситуацию в свою пользу. И в самом деле, в душе Караваева, наверное, пели райские птицы, когда он, встретившись с трудностями, преодолевал их. А может Караваев и вовсе не замечал этих трудностей, как святой подвижник. Кто теперь скажет?

Но Караваев вовсе не чурался удовольствий и жизненных благ. По крайней мере не отвергал их сразу как стойкий коммунист. Помнится, чтобы вытащить одного художника-наркомана он долго выспрашивал у него, лежащего в полубессознательном состоянии на полу в своей мастерской, что он любит больше всего на свете. И добился-таки ответа: французский фруктовый шоколад с коньяком и апельсины. Караваев срочно послал одного своего ученика, второго, чтобы они во чтобы то ни стало достали ему плитку фруктового французского шоколада с коньяком и апельсины. Был тогда не сезон, да и вообще в стране нашей поди достань деликатес, когда надо. Когда же принесли ему искомое, он при помощи этих фетишей вытащил нашего наркомана. Дал ему сначала понюхать шоколад, потом разломил его и дал попробовать, и жизнь вернулась в тело художника. Прожил художник-наркоман много лет после этого. Талантливый мужик был. Много разных картин нарисовал; и скульптор был талантливый. Однако осталось у него нечто эмоциональное и несдержанное в душе. Как мог справлялся он с этим, уже сам после смерти Караваева. Да вот совсем недавно угодил под машину. Выбежал ни с того ни с сего на пустую проезжую часть и, надо же, под единственный грузовик попал, невесть откуда взявшийся. Шофер увидел, что сбил человека, и дал газу. Провалялся художник у обочины часа два. Мимо машины проезжали, объезжали, но никто не остановился. Помер на дороге художник… Шофера грузовика потом уж нашли.

Караваев уделял большое значение и тому, как выглядит пища, какой она имеет вкус и запах. Караваевская кухня была не похожа ни на что. Кто хоть раз отведал его блюда, приготовленные по его рецептам, а лучше — приготовленные им самим, свидетельствовал, что ничего подобного он не едал. Караваев словно играл со вкусом, умело обыгрывая вкусовые комбинации. Откуда у него такое умение? Вкус порой получался совершенно неземной. Я думаю, что и при помощи своих необычных блюд он вытащил с того света не одного человека.

Пробовали ли вы варенье из огурцов? «Огурцы — совершенно неземные: когда их выудишь из банки, они словно персики, когда их пробуешь, то невольно закрываются глаза и хочется мурлыкать», — сказала одна девушка, впервые попробовав это караваевское лакомство.

А пробовали ли вы варенье из апельсинов с корицей и другими специями? Я думаю, стоит попробовать. Но где взять рецепт? Примерный рецепт можно восстановить, но точный скрыт под спудом времени, и до него так же тяжело добраться, как до секрета «верескового меда». Коронное блюдо Караваева — это компот из фруктов, заправленный расщепленным молоком, изюмом, орехами, финиковым повидлом и специями. Это густое лакомство можно намазывать на караваевские бездрожжевые хлебцы и на золотых блюдах подавать в лучших ресторанах Европы.

Караваев выпекал овсяное печенье, которое, я думаю, не едал ни один монарх. На газовой плите, на кухне у Караваева, стояли два крупных красных кирпича. Они, нагреваясь, давали «ровное» тепло, которое воспринимала особая чугунная сковородка. Караваев заливал прогретые овсяные хлопья особым сладким соусом. И, дождавшись пока стечет лишняя влага, бросал эту массу на сковородку, зачерпывая большой деревянной ложкой. Закрывал крышкой, и через семь минут печенье начинало слабо «постанывать» под крышкой и по всей кухне разливался ни с чем несравнимый пряный аромат гвоздики, кардамона, аниса и печеного хлеба. Печенье водружалось на изысканное блюдо и подавалось к столу. Гости удивленно таращили на него глаза, руки сами тянулись к неизвестному лакомству, рот открывался, не подчиняясь воле хозяина, и язык ощущал ни с чем несравнимое блаженство. Гости съедали все до последней крошки. После этого присутствующие, как по команде, устремляли свои огненно-сладострастные взоры в сторону сковородки и кирпичей и настойчиво просили, требовали, молили о добавке. Можно понять генерала, впервые отведавшего геркулесовой каши у Караваева и воскликнувшего, что она достойна Нобелевской премии!