Федор Раззаков - Константин Бесков. Мафия в офсайде. КГБ играет в футбол

Как ни странно, но врач не стал возражать против этого, лишь предупредив, что эти смотрины будут на расстоянии – сыщику не разрешат войти в палату, предоставив возможность взглянуть на пациентку через порог больничной палаты. Но Оленюк и этому был рад. Он испытывал огромное чувство вины перед этой женщиной, которую втянул в дело, едва не закончившееся для нее печально. Впрочем, судя по словам врача, трагический исход еще никто не отменял.

Самое интересное, но в этой же больнице, но этажом выше, лежал еще один фигурант вчерашних событий – человек, нож которого едва не убил Нонну. Это был Моченый, которого другая бригада реаниматоров тоже вытащила буквально с того света, оперируя его чуть больше трех часов. И когда после операции Игнатов поинтересовался у врача, что все-таки случилось с этим пациентом, который по-прежнему был без сознания, эскулап лишь пожал плечами:

– Судя по всему, он чем-то отравился – каким-то ядом. Мы нашли его остатки в организме и отдали в лабораторию на экспертизу – так что ответ будет, но не скоро.

– Но если это был яд, почему он его не убил? – продолжал интересоваться Игнатов.

– В организме больного мы также нашли остатки сильного антибиотика, который, судя по всему, способствовал некоторой нейтрализации яда. Помочь могло еще и то, что доза этой отравы могла быть недостаточной для смертельного отравления.

И тут Игнатов вспомнил последние слова Моченого, перед тем, как тот потерял сознание: «Карпыч, сука!». «Уж не Зольского ли он проклинал – того ведь по отчеству зовут Карповичем?», – думал про себя Игнатов, покидая больницу, чтобы отправиться во Внуково встречать Оленюка.

Зампред главы Спорткомитета СССР Глеб Смородин вышел из подъезда дома на улице Станиславского в прекрасном настроении. Он любил в разгар трудового дня выкроить часок-другой и приехать сюда, чтобы расслабиться и снять напряжение. И делал он это вот уже около двух месяцев в квартире № 54 в доме, окна которого выходили на улицу, носившую имя великого театрального реформатора. Кроме этого, прекрасному настроению Смородина способствовал документ, который он получил сегодня утром из регионального общества «Динамо» – это была анонимка на Константина Бескова, уличающего его в неблаговидных делах во время его последней поездки по регионам. Этой бумаге Смородин собирался дать ход уже сегодня, передав ее в партком Спорткомитета. Собственно, он бы сделал это и раньше, утром, но секретаря парткома на месте не оказалось, поэтому пришлось перенести это дело на вторую половину дня, когда секретарь должен был вернуться в Скатертный переулок. Вот с такими благодушными мыслями Смородин и вышел на улицу и направился к своей «Волге», притулившейся у тротуара неподалеку.

Открыв дверцу, он бросил портфель-дипломат на переднее сиденье рядом с собой и собирался уже тронуть машину с места, когда противоположная от него передняя дверца внезапно открылась и в салон плюхнулся незнакомый мужчина в коричневом демисезонном плаще с поднятым воротником.

– Вы кто такой, гражданин? – сурово спросил Смородин у незнакомца.

Вместо ответа тот раскрыл перед его лицом красную «корочку» сотрудника КГБ.

– Майор госбезопасности Агеев Валентин Алексеевич. А вы Смородин Глеб Андреевич?

– Да, а в чем, собственно, дело? – уже без всяких суровых ноток в голосе произнес чиновник.

– Дело в вас, гражданин Смородин. Вернее, в том образе жизни, который вы ведете.

– А какой образ жизни я веду?

– Аморальный – не соответствующий нашему социалистическому строю.

– Да что вы себе позволяете? – вновь попытался вернуть себе суровость Смородин.

– Позволяю себе не я, а вы, гражданин Смородин. В рабочее время вы занимаетесь тем, что даже я, человек много в этой жизни повидавший, не могу произнести вслух – у меня язык не поворачивается. Поэтому я лучше вам это покажу.

Произнеся это, чекист достал из портфеля, который он все это время держал у себя на коленях, большой белый конверт и протянул собеседнику.

– Полюбуйтесь, пожалуйста, его содержимым.

Смородин осторожно открыл конверт и заглянул внутрь – там лежали фотографии. Вытащив одну из них, чиновник буквально потерял дар речи – на ней был изображен он сам, собственной персоной, но абсолютно обнаженный, а рядом с ним в постели лежал молодой человек в таком же неглиже из той самой 54-й квартиры, которую Смородин недавно покинул.