Федор Раззаков - Константин Бесков. Мафия в офсайде. КГБ играет в футбол

– Что за человек?

Цинев колебался, стоит ли раскрывать инкогнито этого субъекта. Но иного выхода у него не было – ответа ждал сам генсек.

– Это Леонид Зольский из здешнего Управления футбола.

– Черт вас возьми! – не смог сдержать своего негодования Андропов. – Что вы здесь затеяли – собираетесь арестовать человека, который необходим нам на свободе?

– Что ты там говоришь, Юрий? – спросил Брежнев.

– Леонид Ильич, это тот самый Зольский, который является одним из главных фигурантов нашего расследования о тотализаторе, – сообщил Андропов. – Его ни в коем случае нельзя арестовывать, иначе вся цепочка полетит – его подельники тут же лягут на дно, в том числе и Банкир.

– Слышал, Георгий? – генсек вновь обратился к Циневу.

– Слышу, Леонид, только поздно уже, – развел руками генерал-полковник.

– В каком смысле?

– В том, что Зольского уже задержали и в данную минуту должны этапировать в Киев самолетом из Внуково.

– Должны или уже этапируют? – спросил Андропов.

Цинев взглянул на настенные часы и ответил:

– Самолет должен быть взлететь еще пять минут назад.

Цинев не ошибся – самолет ТУ-104 с чекистами и Зольским на борту уже двадцать минут, как оторвался от бетонки внуковского аэропорта, и держал курс на Киев. Правда, это был не тот спецсамолет, на котором украинские чекисты прибыли в Москву, а обычный, гражданский. Дело в том, что когда Ткачук и его люди привезли Зольского в аэропорт, там выяснилось, что идет дозаправка их самолета и продолжаться она будет еще около часа. Ткачук был возмущен, что это не было сделано заранее, но командир экипажа ничего не мог с этим поделать – в этот день Внуково работало в авральном режиме, поскольку туда прибыли несколько незапланированных рейсов из Армении и Украины, где находились болельщики, приехавшие на финал Кубка СССР. Когда Ткачук услышал эти объяснения, он решил лететь обычным рейсом, поскольку дорога была каждая минута – ведь люди Андропова могли в любой момент перехватить своих коллег и тогда Зольский остался бы в Москве.

Ткачук, Оленюк, Зольский и двое чекистов расположились в хвостовой части самолета, заняв два ряда кресел. При этом Зольский был заключен в наручники, а на руки ему наброшен его же плащ, чтобы не смущать пассажиров. Он сидел у иллюминатора рядом с Оленюком, Ткачук и еще один чекист расположились за ними, а третий сотрудник КГБ занял место на противоположном от Оленюка ряду.

Зольский давно уже прекратил возмущаться произволом чекистов, которым он всю дорогу до аэропорта грозил всеми возможными карами. Теперь чиновник сидел, что называется, тише воды, ниже травы, смиренно потупив взор. Но это была лишь имитация смирения – на самом деле арестант внутри был весь напряжен как струна и непрестанно прорабатывал в уме те способы защиты, которые он применит, когда в Киеве его припрут к стенке. Возможностей, чтобы вывернуться у него было предостаточно и он, перебирая их теперь в уме, пытался выстроить из них ту логическую цепочку, которая позволила бы ему избежать сурового наказания. И вот тут он мысленно не переставал себя хвалить за то решение, что принял в отношении Моченого. Поглядывая на свои наручные часы, Зольский прикидывал, что жить его подельнику остается минимум час, а это означало, что почти все концы, ведущие к Зольскому, будут обрублены. После смерти Моченого можно было валить на него все, что только можно, изображая из себя жертву этого упыря и бывшего спортсмена-боксера, которого Зольский когда-то вытянул из одной криминальной истории и помог остаться на свободе. Короче, сидевший рядом с Оленюком человек в наручниках вовсе не думал сдаваться на милость победителям – он рассчитывал еще побороться.

Ребров и Гаевский вышли из кафе-чебуречной и сели в «копейку», принадлежавшую группировке Могола. От кафе-чебуречной до ресторана ехать было около двадцати минут, поэтому Ребров, сидевший за рулем, ехал без превышения скорости. Когда они встали на светофоре, Сева вытащил из кармана куртки конверт, который вручил ему Могол, и, заглянув в него, стал внимательно изучать фотографию, вложенную внутрь.

– Ну, что – справишься? – поинтересовался Ребров, трогая машину на зеленый свет.

– Без проблем – судя по лицу, этот фраер совсем еще пацанчик.

Еще раз взглянув на фото, Гаевский закрыл конверт и бросил его в бардачок, как и велел ему Могол.