Борис Шурделин - Наша с тобой «Звезда»

А как же быть нам, пишущим о футболе? Нельзя же работать, жить среди людей футбола и быть свободным от отношений, неизбежно возникающих между ними и нами! Читатели часто спрашивают, за какой клуб болеет тот или иной журналист. И безошибочно отвечают на собственные вопросы. По нашим материалам, особенно если следить за ними несколько лет, не так уж трудно определить, кто за кого болеет. Мы же пришли в футбольную журналистику не по распределению, а по зову души. Любили футбол с детства и, значит, болели за какую-нибудь одну команду. Но по мере работы в газете наши симпатии становятся все более широкими, приобретают новые краски и зачастую вступают в противоречие с привязанностями, возникшими в детстве или в юности.

Я пишу о футболе. И, конечно, по-своему оцениваю те или иные его творческие тенденции. Меня привлекает игра определенной манеры, определенного стиля, активная, смелая, техничная, с элементами риска, так украшающими футбол. Но в один прекрасный день тренером моей любимой команды назначают человека, которого, скажем, даже краешком крыла не коснулись веяния созидательного футбола. Я с горечью вижу, как моя команда утрачивает игру, которая так привлекала меня. Футболисты теряют индивидуальность. Могу ли я болеть за эту команду, даже если она любима мной с детства? Конечно, нет.

Я буду болеть за тот клуб, за тех тренеров и игроков, которые исповедуют прогрессивные идеи. Те идеи, за какие мы и сражаемся в нашей футбольной публицистике, какие отвечают нашим взглядам и духу времени.

Слава богу, если этот клуб - как раз тот, которому я верен с детства, если эти тренеры и футболисты - мои тренеры и футболисты. А если нет? Все равно - слава богу, потому что побеждают близкие мне идеи и методы.

Спортивные журналисты возникают не на пустом месте. Питаемся мы вовсе не идеями, взращенными нами,- нас питают матчи, турниры, игра. Мы - только следствие…

Лежа на гостиничном диване и глядя в темный потолок, я совершил несколько важных открытий.

Катков и Соснора ведут веретеевскую игру. Но «Звезда» ее не знает. По-веретеевски играет сейчас только одна доронинская команда: тренер прошел мудрую школу у Веретеева, хотя состояли они в одной команде всего-то сезон, не больше. Но вот что удивительно: во всех своих статьях, подготовленных Романишиным, Доронин чаще всего утверждает нечто совершенно противоположное тому, что делают его команда и он сам на практике. Хотя обычно Доронин оговаривается:

«Речь идет об идеале». Об идеале, который помимо всего прочего еще и недостижим.

Получаются чудеса: Соснора и Катков играют в один и тот же футбол, но в разных командах. Команда Сосноры играет совсем не в духе ее тренера, но все последние годы держится на вершине успеха; команда же Каткова играет в доронинском духе, но терпит одно поражение за другим…

Конфликт Доронина с Соснорой - тогда я еще не знал, какой именно, но мне уже было известно, что он произошел,- должен привести к развалу команды, у нее должна пропасть игра, если, конечно, прав Соснора, а не Доронин. И если окажется, что прав Катков, а не Савельев,- а я хочу, чтобы было именно так,- значит у «Звезды» появится игра, у нее должна пойти игра, ведь ничто не исчезает бесследно.

Мы каждый день, круглый год общаемся с футболистами и тренерами. Встречаемся с ними на весенних сборах, в командировках, на тренировках, перед матчами, после матчей, в редакции на совещаниях. Вместе летаем на самолетах, ездим в поездах. А Главный хочет, чтобы мы не дружили! Но если в ходе общения выясняется, что люди близки друг другу, неизбежно возникают взаимные симпатии, приятельство, дружба, наконец. «Если у вас с ними хорошие отношения, вы не можете их критиковать»,- таков еще один козырь нашего Главного. Но у нас хорошие отношения почти со всеми - и с приветливым Николаевым, и с принципиальным Бесковым, и с интеллигентным Симоняном, и с дружелюбным Севидовым. А разве мало мы критиковали их команды за плохую игру? Наверное, не меньше, чем хвалили. Хотя выигрывали они наверняка чаще, чем проигрывали.

А дружба с футболистами?

Может ли она помешать нашей работе? Допустим, Куличенко написал неудачную статью. Разве я не скажу ему об этом, разве он обидится? Почему же тогда должен был обижаться наш всеобщий любимец Володя Мунтян, когда я, его товарищ, писал правду о том, что он порой играл небезупречно? Он и не обижался. Разве мало тот же Куличенко возмущался поведением своего любимца Толи Кожемякина, чья нелепая гибель потом всех нас потрясла?