Дмитрий Смирнов - Тайны советского футбола

Однажды отец каким – то чудом раздобыл мяч с автографом Валерия Георгиевича и торжественно подарил мне: вот, сынок, это будет наш семейный раритет. А я – глупый мальчишка, на следующий день схватил этот мяч и побежал во двор. После нескольких часов игры по асфальту не только автограф стерся, но и сам футбольный снаряд потерял должный вид.

Отец меня очень жестко наказал.

Прошли годы. Я был игроком «Динамо», и, когда Валерия Георгиевича назначили тренером нашей команды, я первым делом вспомнил, как мне из – за его автографа влетело. Своей игрой при Газзаеве я постарался страшную вину искупить.

Финал Кубка России 1995 года. Бесков – главный тренер, бросает меня, неопытного юнца, в бой. Нервничаю страшно, но дело свое делаю. Доигрались до послематчевых пенальти. Это была одна из самых затяжных серий пенальти в истории нашего футбола. Люди били – били, никак не могли определить победителя. Никогда в жизни я так не боялся. Страх буквально душил: вдруг очередь дойдет до меня, а я не забью? А все шло к тому, что мне не отвертеться. И когда я уже в центральном круге остался один из небьющих, «Динамо» забило победный гол. Я радовался как сумасшедший. Самые мощные эмоции в жизни! Все – то радовались победе, а я еще и тому, что до меня очередь не дошла.

ВЛАДИМИР ФЕДОТОВ – прославленный бомбардир ЦСКА, член клуба Григория Федотова. Сын Григория Федотова, зять Константина Бескова, добрейший и искренний человек он был любим людьми разных поколений и клубных пристрастий. Привел ростовский СКА к победе в Кубке СССР. В последние годы работал спортивным директором и главным тренером московского «Спартака», функционером ФК «Москва». До сих пор перед глазами стоит образ Григорича: с макетом в левой руке и неизменной трубкой во рту.

Для Константина Ивановича Бескова, моего тестя и учителя, не существовало людей – существовал только результат. Поэтому для него не имело значения, кто там ему противостоит. Своих поражений не прощал никому. До сих пор, когда вспоминаю подробности того исторического дня, у меня внутри что – то сжимается. Я тренировал ростовский СКА, Бесков – «Спартак». В финале Кубка СССР 1981 года наши команды сошлись друг с другом. Было это в День Победы – 9 мая. Теща наприглашала гостей. Стол накрыла. Они все были уверены в победе «Спартака», а получилось, что выиграла моя команда. Я пришел поздно. Робко позвонил, теща открыла дверь: «Вовочка, Вовочка…», а я смотрю по сторонам и чувствую, обстановка такая, будто здесь кого – то похоронили. Какой там «Вовочка»?! Хоть топор от напряжения вешай. У Константина Ивановича желваки ходят, того гляди придушит. Я уж не знал, куда деться. Очень переживал. На следующий день Бесков приехал ко мне на дачу и сказал: «Знаешь, может быть, эта победа тебе нужнее». Я обрадовался, подумал, что все нормально. Но ровно через год, 9 мая 1982–го, Константин Иванович опять взялся за старое: «Как ты мог у меня выиграть?!» И потом каждый год, раз за разом, с укоризной говорил про тот финал. Так и не простил мне той победы.

Я считался техничным игроком, и соперники меня нещадно били. Самое любопытное, что под занавес своей карьеры я сам стал дубасить всех направо и налево. Тарасов, который тогда пришел в футбол, изменил мое мировоззрение. Он учил нас жесткости. На каждой тренировке кричал: «В чем дело? Не вижу крови!» Если бы кто – то из наших игроков хоть раз в стыке убрал ногу, его со словами «Вон отсюда!» сразу бы выкинули из команды. Дошло до того, что я выходил на поле с одной мыслью: «высечь искру», и стоило прозвучать стартовому свистку, как я тут же бежал искать жертву. И только после того, как искры летели во все стороны, мог позволить себе переключиться на созидание. Это был шок для многих. Люди не понимали: как умный, техничный игрок мог превратиться в олицетворение жесткости, а порой и грубости на поле.

А как не превратиться, когда попадаешь под влияние Тарасова?! К тому же оказалось, что запах крови тоже способен доставлять удовольствие.

Если футбол исчезнет, у меня пропадет смысл жизни. Это будет трагедия! Если я за письменным столом не придумал, не нарисовал какую – то схемку, день можно считать потерянным. Когда я был у Тарасова играющим тренером, он меня в этом плане страшно муштровал. «Так иди, составь схемы десяти вариантов розыгрыша угловых ударов». Ну где их столько набрать? Помню, мучился, изобрел только пять. Крадусь к нему: «Анатолий Владимирович, я только пять нарисовал». – «Ну давай сюда свои листочки». Отдаю. Он разрывает все на мелкие кусочки. «Иди думай по новой». Или часто он говорил: «Иди проведи тренировку, но предварительно подготовь мне три разных конспекта». Тарасов обязательно первые два конспекта рвал. Я со временем привык к этому и два первых делал как под копирку: ну чего напрягаться – то, если он их порвет. Зато в третий вариант вкладывал всю душу. Тарасов постоянно заставлял меня думать. «Ты подумал? Еще подумай. А может, что – то более интересное придумаешь».