Александр Белов (Селидор): Славяно-горицкая борьба. Изначалие.

Ближайшая параллель здесь — происхождение оружия. История оружия боевого, в отличие от оружия охотничьего, относительно молода. Она укладывается в последние 20 000 лет. Собственно говоря, разница между одним и другим состоит в том, пригоден данный вид для промысла дичи или нет. К примеру, меч, топор, дубина, щит здесь совершенно бесполезны, тогда как их боевые «собратья» — копье, нож, лук со стрелами подходят и для охоты, и для сражения. Кстати, именно лук и копье — безусловные чемпионы долгожительства в военном деле. Человек применяет их и сегодня, хоть появились они около миллиона лет назад. Разумеется, никто не знакомил современные родовые общины Африки, бассейна Амазонки или джунглей Полинезии с историческим опытом человечества, и выбор форм вооружения здесь можно объяснить лишь генетически запрограммированным процессом осознания. Все народы идут по единому пути развития, но вместе с тем путь этот для каждого народа имеет свои специфические особенности.

Итак, на определенных перипетиях своей истории человек превратил орудие охоты в средство истребления себе подобных. О причинах этой метаморфозы ученые спорят по сей день, и вряд ли спор их увенчает торжество истины. Это и понятно, ведь материальная культура, на которую опирается археология, может весьма относительно воссоздать событийность древнейшей истории человеческого общества. Вместе с тем достаточно очевидно, что первыми взяли в руки боевое оружие охотничьи кланы. Произошло это в кроманьонский период и, возможно, связано с демографическим взрывом, о котором говорят некоторые ученые, например, шумеролог А. Кифишин. Потепление климата, облегчение условий существования и последовавший за этим прирост населения в Европе привели к территориальным проблемам. На мой взгляд, у этой точки зрения много слабых мест, но нас с вами никто и не заставляет брать ее за основу. Возможно, здесь все объясняется образованием прибавочного продукта и накоплением, связанным также с потеплением климата и, соответственно, большей продуктивностью сельского хозяйства. У кого-то возникла потребность в инспектировании соседских закромов как в способе бесхлопотного существования. Фактом остается то, что охотничье оружие существенно изменяется. Откуда велась экспансия? Логично предположить, что с севера на юг, поскольку речь идет о присвоении пахотных угодий, климатически более благоприятных районов и т. п. Иначе чем можно объяснить такое массовое расселение индоевропейцев на юг? Кроме того, к моменту расселения — а это V — IV тысячелетия до н. э. — у индоевропейцев была уже сформирована такая социальная структура, как воинская каста, со всеми, так сказать, присущими атрибутами.

Неолитическое общество между тем с примитивной сельсхозиндустрией никого не станет кормить за «просто так». У индоевропейцев же воинские группировки формально являются главенствующей варной (высшей социальной структурой), что достаточно красноречиво говорит о важности профессионального использования боевого оружия уже тогда. Если провести сравнительный анализ культур крупнейших цивилизаций, несложно заметить, какое влияние оказали индоевропейцы на Восток и на Запад. Достаточно обратить внимание хотя бы на культовые традиции. Поклонение священной горе Хара-Березайти и связанный с этим культ погребения в курган отразился и в египетских пирамидах, и в Вавилонской башне, и в греческом Олимпе, и даже в храмовых постройках ацтеков и майя, хранящих память о полумифических «белых индейцах».

Вряд ли влияние индоевропейской культуры опиралось только на высокую организацию производительных сил. В пользу высочайшей для своего времени организации военного дела у индоевропейцев говорит и факт одомашнивания, а точнее — приручения коня. Произошло это в конце V — начале IV тысячелетия до н. э., где-то на территории степной Украины. Конь стал элементом боевой символики праарийцев. Его нельзя назвать тотемом, поскольку тотемизм как примитивная модель язычества был давно пройден индоевропейцами, которые уже находились на уровне постижения высших законов ведизма (сравн. со славянским «ведать» — знать).

Кстати, приручение коня никак нельзя отнести к необходимости облегчения пахотного труда, поскольку в качестве пахотного животного человек издревле использует более выносливое и менее ретивое создание — вола. Отсюда — его культ, связанный с древнейшим пластом язычества — женским культом, культом детородящего начала, культом Земли. Отсюда — бык (тавр), олицетворяющий мужское оплодотворяющее (возделывающее) начало, при матриархальном поклонении матери-Земли противопоставляется коню как носителю идеи солнечного начала, то есть идее арийского ведизма. Приручение коня значило в первую очередь его объезжание, а стало быть, и возможность боевого применения. Благодаря отходу индоиранцев от европейского этнического ядра культура коня стала доступной тюркоязычным племенам, что резко изменило уклад их жизни. Образ всадника настолько поражал сознание человека древности, что он воплотил увиденное в мифическом существе — кентавре. Кстати, о воинственности индоевропейцев упомянул даже идеологизированный многотомник «История Европы» (1988г.), естественно выставляющий арийцев как скотоводческие племена: «Война, судя по общей индоевропейской военной терминологии, была одним из важных видов деятельности древних индоевропейцев…»