Евгений Гаткин - Все о самбо

Прямо с поезда, подметая клешами мостовую и полоща на майском ветерке гюйсом и ленточками, я двинулся в ЦСКА. Все было на месте – Дворец тяжелой атлетики и зал самбо – дзюдо на втором этаже. Георгий Николаевич поздоровался со мной так, как будто мы только вчера с ним расстались. Его губы и глаза чуть улыбнулись, а рукопожатие было, как всегда, мощным и дружеским. Для своего шестидесяти одного года он был весьма подтянут и силен.

– Ты что, прямо с вокзала?

– Да…

– Молодец. Завтра приходи на тренировку… За время моего отсутствия здесь появились новые борцы – молодые, честолюбивые ребята, новые лидеры и чемпионы. Те, кто был младше меня, уже стали мастерами спорта. Это было закономерно, но мучительно для меня.

Я начал усиленно тренироваться, но отстал здорово… Чуть не выл от горечи, когда меня бросали те, кто когда-то смотрел с уважением и мечтал о том времени, когда станет старше и будет бороться, как я…

Среди этих ребят был Сергей Даренков. Когда я его увидел, то узнал с трудом. Он всегда был худеньким и узкоплечим, а тут в зал вошел античный атлет, огромный и величественный. Серега был на три года меня младше. За время моего отсутствия он стал мастером спорта. Учился на третьем курсе медицинского института. Выступал и за ЦСКА, и за «Буревестник». Он обрадовался мне и как-то сказал:

– Послушай, Жень! Ты здесь вряд ли пробьешься. Тут ведь сейчас команда – сплошные международники (мастера спорта международного класса. – Прим. авт.). Пойдем со мной в мединститут. Там будешь в универсиадах выступать,

– Каких универсиадах? Мой поезд уже, видимо, ушел. Я теперь не спортсмен, а физкультурник. Так, пободаюсь для себя…

– Не глупи! Ты всегда хорошо боролся. Потренируешься, и все будет отлично. Еще мастером станешь…

Он привел меня в секцию Второго мединститута, которую тренировал Михаил Житловский – «играющий» старший тренер Московского городского совета «Буревестник», тренер сборной страны. Вскоре я стал его помощником – вторым тренером и капитаном команды.

Мало того, что он воспитывал мастеров спорта, но и сам выступал в крупных соревнованиях. В тот период, о котором идет речь, он стал чемпионом IX международного турнира по самбо, проходившего в Баку. Под его руководством команда Второго медицинского института из года в год становилась призером первенств Московского городского совета «Буревестник» и по самбо, и по дзюдо. Мы даже иногда опережали Институт физкультуры. Костяк команды составляли испытанные бойцы. Тяжеловес – второй призер первенства Европы по дзюдо Зураб Шаломберидзе. До 82 кг боролся член сборной Советского Союза Володя Перхов, элегантный красавец с великолепной техникой. В весовой категории до 78 килограммов – неоднократный чемпион Москвы, призер первенств Вооруженных сил СССР Сергей Даренков. В 68-килограммовой категории боролся второй призер узбекского турнира Бахтияр Рахимов, а до 57 и 62 килограммов – ваш покорный слуга.

Моя первая сессия прошла под бдительным оком спортивного клуба. Если бы не это обстоятельство, не знаю, светило бы мне остаться в стенах славного вуза, но я был капитаном команды, улетавшей в Уфу защищать цвета родного института на IV спартакиаде Минздрава СССР. Мы с Зурабом стали чемпионами – он в тяжелой весовой категории (свыше 100 кг), а я до 62 кг. Сергей занял третье место. В четвертьфинальной схватке он повредил связки оперированного коленного сустава, и с ковра мы его вынесли. Ему заморозили ногу, и он выполз снова. Схватку эту проиграл, но за выход в тройку боролся как лев и буквально растерзал противника. Его успеху я радовался даже, кажется, больше, чем своему.

Еще через полгода я занял второе место на Всесоюзном турнире и стал мастером спорта СССР.

Мама, эта вечная мученица и жертва спортивных пристрастий мужской половины семейства, первый раз вздохнула с облегчением, когда папа закончил спортивные выступления. До этого каждое лето он призывался на сборы и прыгал с парашютом на воздушных парадах в Тушине.

Запомнился случай, который произошел, когда мне было четыре года. Помню, мы допоздна сидели в единственной своей крохотной и холодной комнатухе дома-развалюшки, где витало ощущение дикой тоски. Оно возникло от того, что мама не играла со мной, не пела мне песенок и не читала вслух, а сидела, уставившись в одну точку. Нерадостный вечер перешел в тревожную ночь. Мама уложила нас спать, а сама так и осталась сидеть, зябко кутаясь в старенький серый платок. Проснулся я от стука в окошко и увидел, как мама бросилась к входной двери, что-то накидывая на себя дрожащими руками. В сенцах она слабо вскрикнула, и я заплакал. Папу внесли трое в летных комбинезонах. Обе его ноги были загипсованы. Удар о землю был таким сильным, что каблуки его сапог сорвало, как будто их срезали бритвой.