Борис Бублик: Огород по-новому. Революционный метод «ничего-не-делания»

Кстати, свиные копыта навели Андрея Степановича на мысль о том, что многое можно сажать «под каблук». Каблуком, то есть специальным приспособлением, которое закрепляется на подошве обуви (как коньки или лыжи), надавливанием ноги делается луночка и тут же сажается кусочек картофеля или фасоль… Семена ложатся на плотное ложе!

Потрясающе! Сколько можно увидеть в Природе, сколь многому можно научиться, если считать Природу достойным учителем, если не отводить от нее глаза! Представляете потеху: я иду на каблуках по грядке, а бабулька следом – тоже в полный рост – переставляет с лунки на лунку трубку с воронкой и бросает в нее зерна. И это работа? – «не делайте мне смешно!»

Переключимся с Андрея Степановича опять на Зеппа. В одном из озер он поселил уток: сделал для них плавающий остров из связанных бревен, поставил на нем домики, а из центра плота выпустил вниз столбик. Под действием ветра остров дрейфует по озеру, а столбик мешает ему причалить к берегу, так что у альпийских лис, не умеющих плавать, «видит око, да зуб неймет». А сколько сердобольных утководов сооружали бы, к примеру, изгородь из рабицы, заводили собак и т. п.!

Так и хочется продолжить начатую выше строфу из «Горя от ума»:

И – согласитесь – есть от чего голове идти кругом, когда творят этот чуден свет достойные мужи!

Не валяют дурака у герра Зеппа даже мыши – они рассаживают деревья в 50-гектарном саду. Мухи кормят собой форель. Ветер засевает поместье грибами. Такого рода уловок у Хольцера не счесть. Мне посчастливилось общаться с ним в общей сложности в течение 3 недель, и ежедневно голова была полна озарениями. Николай Иванович Курдюмов, с которым мы 3 дня ходили за Хольцером в Казачьих лагерях под Херсоном, в поместье Дмитрия и Анны Пелых, так и говорил: непрерывное озарение!

Федор Тютчев посвятил Афанасию Фету – певцу Природы – такие строки:

Про Зеппа Хольцера можно сказать, что он «под оболочкой зримой» узрел многое. Но если зоркость Фета скорее, как и подобает поэту, созерцательная, то у фермера Хольцера она имеет отчетливый конструктивный оттенок.

Правда, в Хольцере надо видеть – и в первую, и во вторую, и в десятую очередь – образец для подражания манере мышления, а не действий! Меньше всего мы должны быть озабочены, как бы что-то скопировать (а как чешутся руки!). Об этом надо говорить вновь и вновь: нельзя забывать, что причерноморские степи не Альпы и Украина не Австрия.

Надо уяснить главное: природосообразное землепользование – это в первую очередь образ мышления, признающий Природу старшим соратником, наставником. И если уж подражать Хольцеру, то не тому, что он делает, а тому, как он мыслит, как находит нужные связи в Природе. И как трепетно относится к ней. Невероятно емко характеризует образ мыслей Хольцера его «рецепт лежебоки»: «Если у тебя возникла какая-то проблема – не хватайся за инструмент, а ляг на траву и полежи. И тебе непременно придет в голову решение, угодное природе». Этот совет Хольцера мог бы стать содержанием статьи «метод-ничего-не-делания» в толковом словаре. Правда, будь я редактором этого словаря, изменил бы концовку: решение, угодное природе, которое ты реализуешь, продолжая лежать.

Теперь немного о себе. В предисловии упоминалось, что я по нужде (но без принуждения) стал огородником смолоду. Естественно, традиционным трудоголиком. Потом университет, аспирантура, работа в вузах отдалили меня от земли – я общался с ней лишь от случая к случаю. Скажем, мог выполоть бахчу иди накосить сена, когда приезжал проведать моих бесконечно дорогих родителей. Косовица, кстати, была моим хобби – возможно, потому, что владеть косой меня научил отец. Я не бахвалюсь, а просто отмечаю педагогический казус: ученик превзошел учителя – и какого учителя! Эта самая тяжелая крестьянская работа, самая лобогрейная была мне в охотку: я не мучил косу, а владел ею. На косовице я не уставал, мог не делать перерывов по 4–5 часов. Той тяжестью я наслаждался.

Любая работа на земле меня не раздражала, не изнуряла. Однако подсознательно я ощущал: что-то у земледельцев не так. В таежных сибирских чащах такие малинники и смородинники, что бывали ситуации, когда с одной стороны куст малины объедал медведь, а с другой трудилась ягодница. Можно представить себе, с какой скоростью они разбегались в разные стороны, увидев друг друга! Говорят, что ягодница опрокидывала не только туесок, но и время: оказывалась дома раньше, чем ушла в лес. Впрочем, медведь тоже не пас задних – его поведению в таких ситуациях мы обязаны выражением «медвежья болезнь».