Энтони Бурден - О еде - cтрого конфиденциально. Записки из кулинарного подполья

— Это вполне реально.

Мы продолжали разговор, и я старательно избегал лишь одной темы — что именно я имею все права на эту работу! Я бы даже собаку научил штамповать по несколько сотен стейков в день, запекать окорок в фольге и варить похлебку из моллюсков для клиентов, которые за едой курят сигары. Все это для меня — раз плюнуть! Разумеется, я этого не сказал. Это все испортило бы.

Мои слова убеждали их, это чувствовалось. Я взял на себя смелость заявить, что мой подход к высокой кулинарии основывается на уважении к высококачественным ингредиентам, что слишком много украшений и ухищрений на тарелке только отвлекает от еды. Хозяевам ресторанов обычно нравится такой треп. К тому же такими пассажами я отвлекал себя от навязчивой мысли «Я слишком хорош для этой бифштексной». О да, вкручивал я им, все эти узоры из пшикалки, которыми украшает тарелки Джексон Поллок, все эти розочки из моркови и репы, весь этот поджаренный, завитой лук, — отвлекает от естественной красоты ингредиентов, к тому же отнимает уйму времени, да и денег, и всего лишь тешит самолюбие шеф-повара.

— Хорошая, на совесть приготовленная еда, — не унимался я, — не нуждается в таких глупостях. Если исходные продукты — самого лучшего качества и приготовлены со знанием дела, ничего другого не нужно.

В моем тоне содержался намек, что есть нечто недостаточно мужественное, даже, возможно, гомосексуальное, в том, чтобы украшать кусок мяса, как именинный торт.

Все складывалось как нельзя лучше, пока вдруг разговор не принял неожиданный и странный оборот. Владелец ресторана пододвинулся ко мне поближе и тихим, неожиданно скорбным голосом задал Очень Важный Вопрос. Взгляд его голубых глаз, казалось, проник в глубь моего мозга, но из-за сильного акцента и проезжавшего мимо окна грузовика я не расслышал. Я вынужден был попросить его повторить вопрос, и это как-то сразу выбило меня из колеи. На этот раз я слушал очень внимательно и чувствовал себя при этом не в своей тарелке — мне вовсе не хотелось, чтобы он подумал, будто я туг на ухо или, что было бы еще хуже, не понимаю его произношения.

— Простите? — переспросил я. — Как вы сказали?

— Я сказал, — с легким раздражением ответил босс, — что вы знаете о няс ?

Да, это был вопрос! До сих пор он держался сугубо по-деловому. Какой ответ он хотел услышать? Как, по его мнению, его будущий шеф-повар должен был ответить на вопрос «Что вы знаете о нас?»

Хотел ли он, чтобы я лизал ему зад? Чтобы я выдал что-нибудь вроде «О, да! Разумеется, я столько слышал о вас! Да и как тут не услышать! Да любой американский школьник знает о вашем героическом путешествии из Шотландии третьим классом, о том, как упрямо и самоотверженно вы карабкались наверх по служебной лестнице, от уборщика до магната, как вы создали этот чудный, чудный ресторан, где готовят поистине легендарные блюда. Боже мой… боже мой… Да у меня на груди татуировка — ваш портрет! Вы… вы для меня вечный источник вдохновения, вот что я вам скажу! Пример для подражания, черт побери, с самого детства!». Этого что ли он ждал?

Я решил, что нет. Не могло такого быть. Надо было быстро соображать. Чего хочет от меня этот тип? Может быть, он просто хочет, чтобы я признал серьезность его намерений? Например, так: «Еще бы! Я слышал, что вы серьезный человек, а не трепло, что вы заставляете своих людей много работать, требуете от них полной отдачи… Что в молодости, в самом начале вашей карьеры, вас обошли эти поганые повара-артисты, но что больше вы им шанса не дадите… что вы шли к своей цели по трупам соперников…» Что-нибудь такое?

Или, с изощренной хитростью подумал я, он хочет убедиться, что перед ним настоящий мужик и не трус: «А-а, да, как же! Все говорят, что вы оба настоящие Макиавелли, хладнокровные мерзавцы, что у вас миллион врагов, а яйца — величиной с дыню кассаба. И еще я слышал, что вы справедливые».

Может быть, так?

Дело-то было в том, что я никогда раньше не слышал об этих людях. Ни слова. Да, они шли двадцать четвертыми в путеводителе «Загат» — ну и что из этого? Это все, что я о них знал. Врать… льстить… когда все шло так хорошо, — нет, это было бы непростительной ошибкой.

И я решил выстрелить в него правдой.

С гордостью, которая, как я понял позже, должна была показаться идиотской, я ответил на вопрос «Что вы знаете о нас?» совершенно честно. Глядя ему прямо в глаза, я улыбнулся и с наигранной решимостью и прямотой, как можно веселее (сердце бешено колотилось у меня в груди) сказал: