Татьяна Макеева - О чем рассказал веер

– После Французской революции искусство веера постепенно пришло в упадок. Веерами почти не пользовались. И только в эпоху Наполеона веера снова вошли в моду, но – маленькие, в соответствии с «античной» модой эпохи ампир. Проницательная мадам де Жанлис объясняла это по-своему: «Раньше, когда краснели, когда хотели скрыть застенчивость или смущение, носили большие веера; веер был защитой, обмахиваясь им можно было прикрыться. Теперь мало краснеют, не смущаются, не имеют никакого желания скрывать и носят неприметные веера».

Потом она добавила:

– А знаешь, Нюточка, у меня есть еще один веерный экран этого времени, он совершенно готовый, но так и не стал настоящим веером. Я тебе его покажу на днях. Правда, он еще более игривый, но ты ведь уже взрослая барышня.

Все рассмеялись. Тетя поцеловала племянницу и пожелала покойной ночи.

Веер-бальная книжка, перламутр, кость, металл.

Франция, 1840-е гг.

Ольга Николаевна вернулась из антикварной лавки раскрасневшейся, тотчас вооружилась лупой и села рассматривать свою покупку. Улыбка не сходила с ее лица.

Неслышно подошел Иван Ильич и заглянул через плечо.

– Новый экспонат в твою коллекцию?

– Посмотри, Иван, это веер – бальная книжка. Старинный, я думаю, первая половина XIX века. Обложка перламутровая, а листки-пластины костяные. На них записывали свинцовым карандашиком название танца и имя кавалера, пригласившего даму. Не дай Бог ошибиться. Скандал! После бала записи можно было легко стереть. Но хозяйка этого веера – бальной книжечки сделала остроумные зарисовки.

Ольга Николаевна раскрывала одну за другой пластины-страницы.

– Не правда ли, эти рисунки напоминают иллюстрации к «Горю от ума»? Вот этот персонаж, согнувшийся в полупоклоне, напоминает Молчалина. А этот, с брюшком, грудь колесом, похож на Репетилова. Этот, тонконогий, вышагивает, словно по льду скользит, – точь-в-точь Загорецкий. Вот и военный, чем не Скалозуб?

– А Чацкий-то есть в этом обществе «уродов с того света», как писал Грибоедов?

– Вот он – романтичный мужчина! Изображен, кстати, без всякой насмешки. Видно, дама ждала-ждала его приглашения, но…

– Вместо танца в объятиях этого красавца она упражнялась в остроумии, – закончил Иван Ильич. – Уж ты-то на балах никогда не занималась рисованием.

– Ах, балы это моя слабость, – вздохнула Ольга Николаевна с притворным смирением.

Веер-экран каминный, картон, сетка, раскрашенная гравюра.

Рукоятка: дерево.

Англия, первая треть XIX в.

Ольга Николаевна не упускала случая проэкзаменовать Лёвушку по иностранным языкам. Сегодня для этой цели она выбрала веер-экран начала XIX века с надписью по-французски.

Такие веера-экраны использовали не в качестве опахала, а для защиты лица от жара камина – даме следовало иметь «интересную бледность»; красное или загорелое лицо считалось даже неприличным. В выбранном Ольгой Николаевной веере-экране было сделано сетчатое «окошко», в котором можно было сменять картинки наподобие панорамы или райка.

Лёвушка с любопытством рассматривал веер. На раскрашенной вручную гравюре вокруг «окошка» были изображены парк в английском вкусе и благородное семейство, отдыхающее «на лоне природы». Справа возвышался огромный валун, или даже скала, на котором и была сделана надпись:

Sa masse indestructable

a fatigé le temps.

– Лёвушка, я подзабыла французский, – слукавила Ольга Николаевна, – помоги мне перевести.

Лёва перевел верно по содержанию: «Ее неразрушимая масса заставила устать время».

– Очень хорошо, – похвалила мама. – Но, поскольку это строчки из стихотворения, может быть, мы поищем более образные выражения?