Валерий Хорев - Ремонт и реставрация мебели и предметов антиквариата

Отбросив лирику, полный технологический цикл реставрации оружия может быть разделен на несколько вполне отчетливых этапов:

– оценка предмета;

– разборка (по возможности) и расчистка;

– восполнение утрат;

– старение новодельных фрагментов;

– консервация.

В зависимости от состояния предмета какие-то из них могут быть пропущены (например, восполнение утрат, каковых может просто не быть), а какие-то являются обязательными в любом случае.

Теперь по порядку.

Это не оценка стоимости в денежном выражении, потому что на процесс реставрации данный фактор, в общем-то, напрямую не влияет, хотя ваше личное отношение, безусловно, изменится от осознания факта, что, например, взятая в работу сабля стоит несколько тысяч пресловутых «у.е.» [5].

Под оценкой следует понимать составление, по возможности, исчерпывающего представления о датировке, месте изготовления, материале и состоянии предмета вооружения. Достигается это длительным, внимательнейшим разглядыванием его (с обязательным привлечением оптики), изучением литературных источников (например, для расшифровки клейм), осторожными пробами металла и т. д.

Как правило, составить верное представление навскидку, с первого взгляда, бывает сложно, требуется какое-то время на осмысление, поиск и «переваривание» информации, в результате чего порой мнение изменяется на прямо противоположное. Так, иногда превосходный образец в чудной сохранности после близкого знакомства оборачивается тем, чем он изначально и был – новоделом или мешаниной из старых и современных деталей.

К сожалению, специфическое умение «видеть» подлинность не поддается теоретической тренировке, – обязательной является постоянная возня с настоящей стариной, и чем она плотнее, тем больше проясняется ваш соколиный взор, и тем меньшее время потребуется вам для генерации достоверного суждения.

Атрибутирование предмета (т. е. «привязка» его к конкретному историческому периоду, региону, стране или мастеру, разновидности и т. п.) обычно сопровождается некоторым снижением заявленного или предполагаемого владельцем возраста.

Это просто какой-то психологический парадокс – выдавать желаемое за действительное и назначать ржавой железке срок жизни лет на сто больше, чем в действительности. Почему-то особенно народ не любит благословенный XIX век, упорно не желая оскорблять любимый клинок или «ствол» презренным 18…каким-то годом, а непременно назначая дату рождения столетием раньше [6].

Характерный пример: однажды я видел французский армейский капсюльный пистолет, где сбоку на ложе, у ствола, были выбиты цифры «1801». Однако, как известно, капсюльные замки [7]появились (в разных странах по-разному) в период с 1815 по 1820 г. На стволе, между тем, читался действительно реальный год – 1854-й.

Скорее всего, имела место переделка старого ударно-кремневого образца под более современный капсюльный замок, для чего перестволили готовую ложу хорошего качества. Так как выбивать год изготовления на ложе (да еще довольно-таки криво) было не в привычках оружейников-индивидуалов, работавших на солидную публику, перед нами явный табельный арсенальный образец. Также случалось видеть капсюльное охотничье ружье, датированное (по сертификату) серединой XVIII века – это когда даже самих ударных воспламеняющих составов еще не было изобретено [8].

Тяга искусственно «старить» предметы очень распространена, что удивительно, среди музейных работников, которым по должности и призванию положено весьма трепетно и ответственно подходить к вопросам датировки и типологии. Но увы… Так, в одном чрезвычайно хорошем музее с богатой экспозицией и превосходным персоналом я созерцал обыкновенный кавказский кинжал, явный «Дагестан» середины или даже конца XIX века, в классическом кубачинском серебре с чернью, однако табличка гласила, что перед нами XVII век. Дальше – больше: соседняя витрина демонстрировала ржавый и наполовину обломанный клинок табельной донской казачьей шашки начала XX в. (каковой вполне мог быть изготовлен в каком-нибудь 1930 г.), без рукоятки, с целехонькими латунными «сапожком» и гайкой на истлевшем хвостовике. Читаем: «Сабля казачья, XVII в.». Кстати, жонглирование словами «сабля» и «шашка» настолько устоявшееся, всеобъемлющее явление, что все попытки перевоспитать громадную армию невежд заранее обречены на провал.

На самом деле первый, так сказать, историографический этап оценки вполне можно было бы опустить, только к чему вообще браться за реставрацию оружия, если вас нисколько не интересует его тип, разновидность, материал и уж тем более его судьба в коловращении времен? Тогда лучше заняться чем-нибудь попроще: устанавливать евроокна, например, или чинить холодильники, или дрессировать хомяка. К сожалению, почему-то именно оружие больше всего страдает от тупого равнодушия даже вполне квалифицированных реставраторов, в том числе музейных, которым абсолютно все равно – латать шпоном купеческий буфет красного дерева или реанимировать булатную персидскую саблю.