Дебра Оливье - Найди в себе француженку. Искусство быть счастливой

Когда я вернулась в Штаты впервые после рождения ребенка во Франции, я поразилась: в моем распоряжении оказалось необозримое царство предназначенных детям товаров. Целые магазины были отведены молокоотсосам, музыкальным горшочкам, регулируемым детским стульям, очень практичным нагрудникам и средствам защиты от любой стены, двери, ящика, туалета, полки и острых предметов.

Относись к своей семье как к необходимому продолжению, даже если она небольшая или разрозненная. Сохраняй коллективную память семьи и свою личную историю, сберегая и передавая дальше значимые вещи. Установи несколько традиций (торжественный ужин раз в неделю, семейный бранч, прогулка после ужина в День благодарения) и сохраняй их, чего бы это ни стоило. Заведи альбомы с семейными фотографиями, подписанными красивыми чернилами.

Здесь ребенок одновременно воспринимался как обуза и чудо, как предмет и божество. Во Франции я курсировала по рядам супермаркетов, наталкиваясь на обитателей парижских пригородов, в безуспешных поисках того, что в Америке повсюду в изобилии теснилось на полках. Я в восторге набрала все, что только можно (позднее французские мамаши, возившие своих троих детей в одной и той же, доставшейся им от кого-то коляске и обходившиеся обычными столовыми приборами и самыми простыми игрушками, будут с иронией смотреть на мои моднейшие бюстгальтеры для кормления и суперстильные поильнички). Лишь позднее я осознала оборотную сторону этого материального изобилия: в каком-то смысле оно было показной подменой чего-то более важного, того, что было утеряно в годы беби-бума, чего-то более древнего, практичного и простого: по сути – истинного материнства, сохранявшегося в мире.

Возможно, поэтому, несмотря на глобализацию (малыш Джонни и малыш Жан могут носить одни и те же кепки Gap или кроссовки Skechers), существует то, что отличает американских детей от их французских сверстников. В то время как американский ребенок несет на себе печать какой-то горячечной привилегированности и превосходства и отмечен характерной чертой довольно неоднозначной вседозволенности, французский малыш – просто самый младший в длинной череде предков. Он или она ограничены традициями, почти фольклорным здравым смыслом и вековой мудростью. В этом окружении меньше свободы, но сильнее ощущение истории и ответственности. А также яснее представления о границах, что в итоге предоставляет замечательную возможность более осмысленно исполнять родительские обязанности, обходясь малым.

Не так давно французские дети считались маленькими взрослыми: людьми, пришедшими в этот мир, чтобы продолжать дело своих родителей: пахать землю, взбивать масло, заниматься семейным бизнесом. Их образы сохранились на старинных фотографиях и дагерротипах: маленькие серьезные лица, выглядывающие из-за пелены времени.

Сегодня французские дети гораздо больше похожи на детей, хотя в сравнении с американскими сверстниками французская девочка все еще растет в ожидании, когда же она будет вести себя как маленькая взрослая. Еще не надев свою первую пару туфель на высоком каблуке и не открыв первый тюбик с губной помадой, французская девочка знает: ее ожидание разделяет не только семья, но и вся культура страны.

МАРИЯ-АНТУАНЕТТА

Она пленяет нас даже сейчас, более двух столетий спустя. Она была дерзкой, ветреной и инфантильной. Она была заядлой картежницей и добровольной пленницей своих многочисленных пороков и забав. Она почти совершенно презирала общественное мнение, но все равно была совершенно очаровательной девушкой, любящей и преданной матерью и предтечей женского освободительного движения – а вы думаете, кто избавил нас от корсета? Прочтите книгу Антонии Фрэзер «Мария-Антуанетта. Жизненный путь».

Во Франции дети ничем не распоряжаются, это делают взрослые. И воспитание детей – один из редких случаев, в которых французы гораздо более прямолинейны, чем американцы. Вместо: «Пожалуйста, прислушайся к маме, или тебе придется отвечать» – французы просто заявят: «Слушайся мать, или будешь наказан». За этими словами может последовать легкий шлепок, который никого не удивит, если только поблизости нет американских туристов.