Мередит Смолл - Дети

Скоро миссис Литл собирает детей и предлагает им на выбор один из пунктов учебной программы: сделать нарядную оберточную бумагу для упаковки подарков или послушать книжку. Потом по плану перекус и небольшой отдых. Ближе к полудню они идут на игровую площадку, где будут носиться, пока за ними не придут и не заберут на обед родители.

В другом классе трехлетние малыши сидят за столиками с головоломками и кубиками или, натянув специальные пластиковые переднички с рукавами, рисуют кисточками и красками на мольбертах. Их учительница Алексис Стаатс обсуждает с ними то, что они делают, задает вопросы, отвечает, помогает. Как и ее ассистент Дина, она болтает с детишками об их произведениях или о готовящемся празднике. Она пытается заинтересовать игрой мальчика, который бегает по комнате. Кажется, что миссис Стаатс обладает неисчерпаемым терпением, а заодно и талантом целиком уделять свое внимание сначала одному ребенку, потом другому, и так далее – словно мама с целым выводком детей, которые у нее все почему-то одного возраста. Я и здесь не отказываюсь перекусить вместе с детьми, и они не мешкают заметить, что это нечестно, потому что я уже позавтракала со старшими.

Спустя какое-то время я оставляю другие занятия и начинаю осматриваться внимательнее, стараясь понять и почувствовать атмосферу в этом заведении. Поразительно, но все это мне кажется до странного привычным, словно я сама еще буквально пару недель назад точно так же вырезала ножницами со скругленными концами фигурки из цветной бумаги или укладывалась на полу с одеялом отдохнуть. Мне кажется естественным следовать учебному плану, я соглашаюсь, что тогда-то и тогда-то должна делать то-то и то-то, что кто-то должен мною руководить, а я – слушаться. Что еще любопытнее, происходящее между детьми мне тоже кажется знакомым. Приходится признать, что подноготная процесса социализации четырехлеток немногим отличается от того же у сорокалетних. Вон те три девочки, рисующие за одним столом и сплетничающие о ком-то еще, вполне могли бы быть моими подружками и мной, сидящими в баре и болтающими по сути о том же самом. А эти двое мальчиков помладше, пытающиеся вдвоем играть одним набором кубиков, напоминают мне взрослых коллег, делящих рабочий кабинет или вместе составляющих служебную записку. Пусть мне малы эти стульчики и столики, но я чувствую себя как дома.

Но при этом я пытаюсь посмотреть на все это взглядом антрополога, и для этого мне приходится заглянуть глубже, чем просто получить впечатление о том, что класс в садике – это комната, где дети весело проводят время, и взглянуть на него как на фрагмент культурного поля. Не важно, как живут эти дети у себя дома – у всех у них разные расы, национальности и вероисповедание, – здесь их однозначно учат смотреть на всё через призму западной культуры, культуры индустриализованной и экономически обеспеченной страны, культуры с конкретными ритуалами, имеющими конкретное историческое значение. К примеру, праздник, к которому они все готовятся, – это Рождество, и поэтому они занимаются украшением елки, готовят подарки и делают своим родителям приглашения на праздничный утренник. Украшения и сам утренник лишены конфессиональных признаков, но все равно для нас на Западе Рождество – праздник и так или иначе поучаствовать в его праздновании предлагается всем детям. Игрушки их – это, естественно, те игрушки, с которыми привыкли играть дети в западных странах: машинки, поезда и всевозможные игрушечные товары народного потребления, о полноразмерных оригиналах которых они, когда вырастут, будут мечтать или которые будут приобретать. И изъясняются они, конечно же, на американском английском, со всеми его идиомами, диалектами и правилами обращения к учителям и к друзьям.

На более глубоком уровне здесь также можно видеть те ценности, которые в почете в западной культуре, то, как у нас принято поступать и что считается правильным. К примеру, самой идеи школы, где главный – учитель, а дети сидят за партами, во многих странах третьего мира вы попросту не найдете. Идея, чтобы совершенно чужие им по рождению взрослые указывали детям, что тем делать в течение дня, во многих культурах была бы совершенно неприемлемой. Да и сама идея класса как социальной среды отчетливо западная: идея о том, что нужно общаться с людьми, не являющимися твоими родичами, что нужно учиться все делать вместе, осваивать новые умения и, самое главное, учиться быть независимыми и самодостаточными индивидами.