Array Сборник статей - Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике (сборник)

По поводу данного предположения (см. схему в Lee 1997: 134) следует отметить, что в случае когерентных и стабильных структур габитуса радикальные трансформации скорее маловероятны. К городам, наверное, в особой степени относится упомянутый Бурдье (Bourdieu 1993: 116) в контексте разговора о гомогенизации габитусов эффект “гистерезиса”, который ввиду некоторой инерции, прежде всего телесной, не дает происходить произвольным изменениям и перенастройкам при изменяющихся условиях. В городах долговечные материальные ландшафты и институционально закрепленные социальные структуры обеспечивают определенную стабильность: это видно, например, по тому, что их разрушение чаще всего воспринимается как кризис. Как тело со времен античности реагировало на соответствующие переходные феномены и кризисы в городском пространстве и при этом порождало новые габитусы, наглядно показывает Сеннет (Sennett 1997).

Lindner 2003: 52 (со ссылкой на Molotch 1998). О притязании культурных ценностей на легитимность в силовом поле культурного производства см., в частности, Bourdieu 1994.

Показательно, что это – понятие, определенное и юридически защищенное Парижской торгово-промышленной палатой. “Haute couture” Линднер (Lindner 2003: 50) приводит в качестве примера, “целого вместо части”: “Париж представляется городом высшего света не в последнюю очередь потому, что это обитель и “haute couture”, и “haute philosophie”; в нем есть не только высокая мода, но и высокая литература, и высокая философия”.

Связь с полем, согласно Бурдье, может быть различной по своему охвату, т. е., например, в образовательной системе она может включать в себя все элитные университеты, гуманитарные дисциплины, медицинские факультеты или институты исследований спорта в стране.

О соотношении “актуализированных” и “объективных отношений между позициями” см. также Bourdieu/Wacquant 1996: 144.

Там же (Matthiesen 2005: 11) Маттизен добавляет: “Разумеется, мы полностью осознаем опасности, связанные с понятиями “большого субъекта””. На фоне уже неоднократно упоминавшейся соотносительности габитуса и поля это опасение можно как минимум смягчить. Возможно, для того, чтобы избавиться от подобных опасений, надо было бы вместо понятия “антропологии города” (Lindner 2005; Lindner/Moser 2006: 7) в будущем, следуя примеру Бурдье и Вакана (Bourdieu/Wacquant 1996), использовать скорее термин “рефлексивная антропология города”

См. об этом обзор “Levels of Interactional Dynamics: Options and Conflict” (Matthiesen 2005: 9).

К этим формам знания относятся, в частности: “1. Знание повседневной жизни (имплицитное/эксплицитное)”; “2. Экспертное/профессиональное знание”, “3. Знание продуктов”; “4. Знание об управлении/менеджменте/руководстве”; “5. Институциональное/рыночное знание”; “6. Знание социальной среды”; “7. Локальное знание”; “8. Рефлексивное знание”. См. Matthiesen 2005: 5.

Ср. предпринимаемые в гештальт-теории усилия с целью преодолеть отдельные противоречия и конфликты ради гештальт-фактора “хорошего гештальта” – например, Köhler 1968.

Термин “ничейное пространство”, или “не-место” (фр. non-lieu ), был предложен французским антропологом Марком Оже для обозначения мест кратковременного и анонимного пребывания, своего рода “транзитных зон” вроде торговых центров, автобанов, вокзалов, аэропортов, гостиниц и т. п., в которых отсутствуют привычные антропологические характеристики “места”. См. Augé, Marc (1992), Non-Lieux. Introduction à une anthropologie de la surmodernité , Paris. – Прим. ред.

См. Maar, Burda 2004; Huber 2004; Fassler 2001; о структурных границах деспатиализации см. также Daniela Ahrens 2001.

В работах, написанных после “Информационной эпохи”, Кастельс пытался с большей или меньшей степенью убедительности вновь интегрировать аналитический автоматизм поляризации своего учения о двух мирах. Делает он это с помощью понятия культуры, о которой раньше у него систематически речи почти не велось. А теперь всё же “культура осмысленной, интерактивной коммуникации, осуществляемой мультимодальным интерфейсом между пространством потоков и пространством мест” должна свести всё воедино (Castells 2002: 382). Но, поскольку парадигматического сдвига от “информации” к “знанию” у Кастельса не происходит, именно эта стратегия использования понятий оказывается не очень убедительной. Это проседание, вызванное сложной теоретической ситуацией, в которую попал автор.