Чарльз Чаплин - Огни рампы. Мир «Огней рампы» (сборник)

Получеловек – без ног, с огромной плоской головой, светловолосый, с мучнисто-белым лицом, большим ртом, запавшим носом и мощными, мускулистыми руками. На нем были фланелевые кальсоны с отрезанными штанинами – из дыр торчали десять толстых, похожих на обрубки пальцев.

Стэплтон Кент – семидесятилетний английский актер, довольно бесцветно сыгравший Клавдия в “Огнях рампы” [101], не отвечал ни первому, ни второму описанию. Окончательное подтверждение того, что прототипом Клавдия послужил Унтан, можно найти у самого Чаплина: в раннем черновике повести “Огни рампы” он упоминает о том, что Клавдий читает Декарта в немецком переводе.

Мистеру Постенту – владельцу и директору “Эмпайр” в “Огнях рампы” – досталось такое имя от Уильяма Постенса, молодого ассистента режиссера, работавшего с Уильямом Джиллетом. Постенс, который работал в театре герцога Йоркского в 1905 году, полюбился 16-летнему Чаплину своей добротой и обходительностью. Однако в характере этого персонажа слились черты двух выдающихся личностей, которые сыграли важную роль в истории мюзик-холла в XIX веке и еще продолжали свою деятельность, когда юный Чаплин только начинал актерскую карьеру. Одним из этих людей был Чарльз Мортон, который, как и вымышленный Постент, тоже не способен был уйти на покой.

Праздновали открытие нового балета и его собственное возращение в театр. На шесть лет он отошел от дел: продал театр “Альгамбра” [ sic ] одной корпорации и жил в это время на юге Франции, а корпорация между тем разорилась. Теперь она продала ему театр за треть той цены, за которую купила его сама.

Мистер Постент, владелец и управляющий театра “Эмпайр”, был крупный семидесятилетний мужчина с седыми волосами и розовым лицом, общительный, с грубоватыми манерами. Каждый вечер он надевал вечерний костюм и редко пропускал представление. Его всегда можно было видеть в бельэтаже, в зрительном зале часто слышался его хохот. Вкус его отличался крайностями: он любил и балет в самой классической форме, но питал пристрастие и к комедии самого низкого пошиба.

За Мортоном закрепилось почетное прозвище “отец мюзик-холла”. Он родился в 1819 году, занялся созданием развлекательных таверн, когда ему было чуть больше двадцати, но, в отличие от Постента, сам никогда, похоже, не пробовал удачи в качестве актера. Открыв “Кентербери”, построив “Оксфорд” и другие заведения в Лондоне и в США, он стал директором “Альгамбры” и изменил ее судьбу – не в последнюю очередь потому, что заложил там балетную традицию. Он вернулся туда вновь после того, как открыл театр “Авеню”; затем он переключился на “Тиволи” и, когда ему было уже за восемьдесят, возродил былую славу театра “Пэлас”, завлекая туда зрителей показом “живых картин” и демонстрацией фильмов компании “Байограф” об англо-бурской войне. Всего за неделю до смерти, настигшей его в 85 лет, Мортон работал, не ведая отдыха.

Братья Чаплины прекрасно знали о Мортоне, потому что в 1904 году Сидни отправил ему в театр “Пэлас” письмо, спрашивая, не может ли он предоставить работу его 15-летнему брату. Мортон лично написал ответ на фирменной бумаге театра “Пэлас”:

5 июля 1904 года

Уважаемый сэр!

У меня нет возможности предложить юноше ангажемент, посему не стану вас понапрасну обнадеживать.

Искренне ваш,

Чарльз Мортон

Постент вобрал в себя и некоторые черты Г. Дж. Хитченса (1844-1911), который был директором “Эмпайр” с момента открытия театра до самой смерти. Хитченс начинал карьеру банковским служащим, но потом стал гастролирующим актером и, наконец, взялся управлять театрами. Под его руководством побывали “Принсесс”, “Фолли”, “Роялти”, “Глобус”, “Критерион” и “Стрэнд”, пока, наконец, он не осел в “Эмпайр”. Ролан Бельфор так описывал его обязанности:

Должность мистера Хитченса ничуть не похожа на синекуру. Ему приходится работать не покладая рук, как американскому миллионеру. Он постоянно выискивает что-нибудь свежее, заманчивое, любопытное или необычное. Поиск новых талантов – его прямой долг и заветная цель, ради которой ему ничего не жалко. Его все время преследует жестокий вопрос: “Чем еще я могу увлечь и развлечь мою публику и при этом обойти соперников?” Вы только представьте, чем он занимается! Он быстро носится туда-сюда в поисках каких-нибудь блистательных новинок, заказывает декорации, слушает новую музыку для балета, изучает эскизы новых костюмов, обговаривает условия и подписывает контракты с выдающимися артистами, предлагает разные изменения, улучшения и сокращения в “номерах”, где требуются подобные поправки, следит за ростом или падением выручки, лично принимает важных персон, которые желают приобщиться к закулисным тайнам “Эмпайр”, умиротворяет влиятельных акционеров, а порой даже их жен и дочерей! Трудам его нет конца и краю. И, оставляя в тени все эти непрестанные труды, он ни на минуту не прекращает думать о том, как обновить, обогатить, разнообразить представления, чем еще поразить и очаровать Лондон, как создать такое зрелище, чтобы на него слетелись все изощренные ценители и любители удовольствий из Вест-Энда. Что представлял бы собой этот район столицы после восьми часов вечера, если бы не “Эмпайр”? Да и сам Лондон уже нельзя было бы назвать Лондоном, если бы вдруг не стало “Эмпайр”! [102]