Януш Корчак: Воспитательные моменты. Как любить ребенка. Оставьте меня детям (Педагогические записи)

Ну Ты посмотри… Хочу молиться, а уже грешная мысль тут как тут. Потому что я хотела сказать:

– Садись, дедуля, рядышком, поближе. Ты не бойся, я тебе ничего не сделаю – разве что Ты сам захочешь.

Такой грех, такие нечистые мысли.

Странная я: никогда никому сознательно ничего плохого не сделала, разве что по незнанию. И я сразу прошу прощения, а если не могу попросить прощения, то плачу, хотя и знаю, что потом у меня глаза будут красные. Ладно, пусть глаза будут красные, буду уродиной, раз я такая плохая… плохая… плохая…

 Я красивая, правда? Наверное, нет ничего плохого в том, что я искренне говорю? Ты же меня сам сотворил, а воля Твоя свята. Иногда я даже немножко жалею, что я не уродина; нет, ну не так, чтобы совсем уродина, а самую капельку. Я бы наверняка была умнее, послушнее и лучше. Хотя лучше, может быть, и не была бы. Скажи, я хорошая? Как жалко, что я не могу Тебя увидеть: я бы к Тебе прильнула, заглянула умильно в глаза, а Ты улыбнулся бы и ответил: «Глупышка!» Ну правда, Ты бы ведь так и сказал?

 Ты ничего не отвечаешь, а я так хотела бы знать, зачем Ты создаешь некрасивых людей. Я бы всех создавала красивыми, и женщин, и мужчин, – даже их. Но про мужчин я не буду с Тобой говорить – сам знаешь, почему. Смотри: я совсем не ревнивая. Если бы все женщины были красивыми, наверное, любили бы умных. А я совсем не умная. А жаль.

Читаю я только романы, да и те невнимательно. Стихи и вовсе не люблю. Хотя я не верю, что из книжек можно ума набраться. Умным родиться надо.

Добрый, любимый Боже, я Тебя так люблю. Иногда мне хочется принести тебе какую-нибудь жертву. Милостыню я подаю, но ведь это не то. Помнишь, как я навещала больную тифом, чтобы убедить Тебя, что я Тебе доверяю; я так страшно боялась. Не смерти, нет, – но ведь после тифа волосы выпадают, а в бреду можно столько ненужных вещей наболтать.

Как же Тебе страшно люди надоедают: каждый о чем-нибудь просит, каждому что-нибудь от Тебя нужно. Как Ты со всем этим справляешься? Я иногда думаю, что Ты их просто не слушаешь, но как же тогда получается? Ничего удивительного, что я не знаю, откуда же мне знать? А еще мне кажется, что и ксендзы этого толком не знают. Я решила никогда ничего не просить. Некрасиво как-то получается: вроде как Тебя любят, а тут же с просьбами, со сделками. Ну вот я и опять: не прошу, но как-то так думаю, что Ты именно потому и исполнишь мое желание.

Правда же, Тебе было бы неприятно, будь я некрасивой? Правда же, я Тебе нравлюсь? Понятное дело – иначе, чем людям; но ведь Ты доволен, когда у Тебя получается создать что-то прекрасное? Глупая я: разве у Бога может что-нибудь не получиться? Ведь все вокруг такое потому, что Ты так хочешь.

 Ты столько выдумал разных цветов. А есть цветы грешные. Красная, такая душистая роза – это грешный цветок. Может, розы не Ты создал, а сатана? Нет, такого не может быть: неужели у Тебя не хватит сил, чтобы увяли все грешные цветы? Бедный Ты мой дедуленька.

 Иногда мне так хочется кому-нибудь помочь, облегчить жизнь, немножко Тебя развеселить. Потому что правда, вот как это: все время думать только о нищете, о добродетели, о сиротах. Ненавижу пломбировать зубы, а ведь я пошла к дантисту, чтобы он мне здоровый зуб запломбировал: это я так плоть умерщвлять решила; а этот осёл как расхохочется. Правда, и я потом засмеялась, но сначала я так рассердилась. Наверняка раззвонил об этом всем знакомым. Ух, какие сплетники эти мужчины. Ненавижу их.

 Я знаю: Ты велишь всем прощать. Я им прощаю, а это еще хуже выходит. Вруны они неблагодарные – в сто, в тыщу раз хуже нас.

 О-о-о, звонок в дверь… Это он… Ты уж меня извини… Не гневайся, Боже… Это же ТЫ всем управляешь… Чао, Боженька, спасибо; нам так хорошо было вдвоем.

Такое горе, Боже… Боже, горе такое.

Серое горе, Боже, Боже, горе серое.

Ни звуков, ни красок, Боже, ни красок, ни звуков.

Горе, Господи, горе.

Я вынул сердце из груди, Боже, бьется сердце тихо-тихо, Боже, тихо-тихо сердце бьется, Боже, Боже, из груди я сердце вынул.

Заплаканное горестное сердце, сердце горестное заплаканное.

 У черной птицы белые крыла, Боже, белые крыла у птицы черной.

 Мгла густая, птица черная, крыла белые, Боже, белые крыла, черная птица, мгла густая, Боже.

Горе, Господи, горе.

 Было солнце, было и нет, Господи, нет, нет, было солнце, было солнце, Господи.

Тихо, горько, горько, тихо.

Тихо, горько, на черной волне колышется гроб. Черную росу с черных цветов черные пьют бабочки. Уже никогда человек не запоет, ребенок уже не улыбнется, последний колокол треснул, все часы на свете остановились, последняя башня распалась и рухнула, вчера последняя погасла звезда – кому ей светить?