Шинзен Янг: Естественное избавление от боли. Как облегчить и растворить физическую боль с помощью практики медитации

Когда я учился в средней школе, у меня начал развиваться по тем временам достаточно необычный интерес: изучение азиатских культур. Моим лучшим другом в те школьные годы был другой ученик – мальчик с японскими корнями, американец в третьем поколении. Однажды в пятницу он пригласил меня пойти с его семьёй на просмотр японского кино. Мне было не очень интересно, но я не хотел обижать их отказом и потому согласился. Первый фильм рассказывал о любовной истории в современной Японии, и я смертельно скучал. Но вторым в программе шёл фильм о самураях, и он полностью захватил меня. История разворачивалась в Японии восемнадцатого века, и то, что я там увидел, было настолько невероятным и экзотическим, будто действие происходило на другой планете.

С того самого дня каждую пятницу я стал ходить с ними на японские фильмы, и в конце концов они начали учить меня японскому языку. Я обнаружил, что существует полноценная образовательная система для японских детей в Америке, которая преподаётся параллельно обучению в обычной государственной школе (эта система чем-то похожа на еврейскую школу – хедер). По рабочим дням классы собирались после окончания уроков в обычной школе, а по субботам они продолжались весь день. Я начал посещать японскую школу, в которой оказался единственным неяпонским учеником. Разумеется, на момент поступления моё знание японского языка было весьма ограниченным, но в конце концов я нагнал остальных. Я окончил и обычную, и японскую школу одновременно. В японской школе, которую я окончил с отличием, меня выбрали произнести прощальную речь. Никогда не забуду эту картину: мои родители сидят среди остальных в зале и гордо слушают речь своего сына, не понимая ни единого слова.

Я поступил в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе на отделение восточных языков и последний год обучения провёл в Японии, став участником университетской программы обмена; к тому времени я говорил, читал и писал на японском языке как на родном. Именно в тот первый год за границей я впервые познакомился с буддизмом. Изначально мой интерес к этой традиции был обусловлен тем, что буддийские храмы были похожи на декорации, в которых разворачивалось действие самурайских фильмов, в которые я был влюблён с детства.

Во время посещения храма произошло нечто, что произвело на меня неизгладимое впечатление: один из монахов потянулся ко мне и взял за руку, и этот простой жест стал для меня знаковым. «У них есть секрет, – подумал я, – и они будут счастливы разделить его со мной, но они не станут его навязывать. Он лежит в протянутой ладони».

Вернувшись в университет на получение диплома, я поговорил со своим любимым профессором о буддизме и буддийской культуре, и он посоветовал мне поступить в аспирантуру на программу по буддологии в университет Висконсина. В то время из-за культурного сдвига, связанного с войной во Вьетнаме, правительство активно финансировало буддийские исследования, потому что нам нужны были буддисты в Юго-Восточной Азии на нашей стороне.

В общем, я получил грант на учёбу, который позволил мне получить степень доктора наук со специализацией в буддологии.

После окончания учёбы университет снова направил меня в Японию. Предполагалось, что я буду изучать буддийскую школу Шингон на горе Коя-сан. Шингон – это особая школа японского буддизма, практики которой достаточно схожи с практиками тибетского буддизма. На тот момент на Западе эту школу ещё никто не изучал, и в моих планах было стать единственным западным специалистом по этому направлению буддизма. Однако монахи, живущие в монастыре на горе Коя, отказались обучать меня чему-либо, пока мой интерес оставался чисто интеллектуальным. Они сказали: «Если хочешь изучить буддизм, ты должен его практиковать».

Монахи, живущие в монастыре на горе Коя, отказались обучать меня чему-либо, пока мой интерес оставался чисто интеллектуальным. Они сказали: «Если хочешь изучить буддизм, ты должен его практиковать».

Так я начал медитировать. Вначале было очень сложно, поскольку я должен был сидеть со скрещёнными ногами и выпрямленной спиной не шелохнувшись в течение часа. Очень скоро моё внимание было полностью поглощено физической болью из-за такого сидения. В конце часа я бывал уже на пределе, цепляясь за свою жизнь. Я сжимал кулаки, пока всё моё тело трясло от напряжения. Часто я был на грани слёз, испытывая агонию физического дискомфорта от того, что удерживал тело неподвижным на протяжении такого длительного времени.